В конце концов Рейни отвела его в спальню. За последние двое суток Куинси вряд ли спал более четырех часов и нуждался хотя бы в коротком отдыхе. Потом она сварила свежий кофе, и они с Кимберли сели к столу. Яблоко от яблони… девчонка тоже пила черный без сахара. Рейни нашла в холодильнике немного молока, потом наткнулась на сахарницу.
— Не смейся, — сказала она, насыпая в чашку несколько полных ложек. — Просто мне не нравится, когда кофеин гуляет у меня в крови в одиночку.
— А отец это видел?
— Пару раз.
— Он не сильно тебя высмеял?
— Ну, если оценивать критичность его замечаний по десятибалльной шкале, я бы определила ее в двенадцать баллов.
— Не так уж и плохо. У моего дедушки ты бы получила все пятнадцать.
— Твой дедушка еще жив? — удивилась Рейни. Куинси никогда не рассказывал о своем отце, даже не упоминал о нем. Если на то пошло, он и о матери ничего не говорил; только однажды вскользь заметил, что она умерла, когда он был еще ребенком. Кимберли подула на кофе.
— Дедушка жив. Если, конечно, можно так сказать о человеке с болезнью Альцгеймера. Мы познакомились, когда мне исполнилось то ли десять, то ли одиннадцать. И потом приезжали к нему несколько раз летом, но в последнее время не делали даже этого. Он никого не узнает, даже папу, и, кроме того… Скажем так, дедушка не любит чужих.
— Да, тяжелый случай. А каким он был раньше?
— Крепкий. Неразговорчивый. По-своему интересный. Обычно мы ездили к нему на Род-Айленд. Там у него ферма, Дедушка разводил цыплят, у него были лошади, коровы и яблоневый сад. Нам с Мэнди там нравилось. Много места, есть где побегать, куда забраться.
— Ваша мать не возражала? — скептически спросив Рейни.
Кимберли улыбнулась.
— Как сказать. Помню, однажды на ферму свалился воздушный шар с какими-то туристами или что-то вроде этого. В корзине был гид, такой парень в очках. Представляешь, шар падает, а этот парень вопит, чтобы пассажиры хватались за ветки яблонь. Потом — бах! — они плюхаются прямо в поле. Мама выскакивает из дома, такая взволнованная. «О Господи! Вы видели? О Господи!» Из курятника выходит дедушка, подходит к шару и смотрит на тех бедолаг, не говоря ни слова. Гид начинает нервничать. Вытаскивает бутылку и принимается лепетать насчет того, что ему очень жаль, что сейчас приедет грузовик, мол, возьмите бутылочку вина за причиненные неудобства и все такое. Дедушка смотрит на него, потом говорит: «Это Божья страна». Поворачивается и исчезает в курятнике. Вот такой он, дедушка.
— Мне он нравится, — не кривя душой сказала Рейни.
— Да, замечательный был дед, — согласилась Кимберли и тут же мудро добавила: — Но иметь такого отца я бы не хотела.
Они замолчали, вернувшись к кофе.
— Вы с отцом встречаетесь? — поинтересовалась Кимберли, когда молчание стало затягиваться.
— Спроси что-нибудь полегче, — ответила Рейни, делая вид, что больше всего на свете ее привлекает вот эта чашка кофе.
Однако Кимберли унаследовала от отца не только упрямство.
— Ты еще довольно молодая, — сообщила она, глядя на гостью в упор.
— Знаю.
— Сколько?
— Тридцать два.
— Мэнди было двадцать четыре, когда она умерла.
— Тем больше причин не обращать внимания на такую чепуху, как возраст.
— Значит, вы встречаетесь? Рейни вздохнула.
— В прошлом да, у нас что-то было. Сейчас… Не знаю. Когда Куинси проснется, окажи мне любезность, спроси у него сама.
— Как вы познакомились?
— В прошлом году. Бейкерсвиллское дело.
— О, — с чувством произнесла Кимберли. — Понимаю. Жуткий случай.
— Можно и так сказать.
— Это ты лишилась работы?
— Я.
Кимберли кивнула с видом человека, только что познавшего тайны людских душ.
— Теперь я вижу, в чем проблема.
— Отлично. Может, и мне объяснишь?
— Дело не только в возрасте. Вы находитесь на разных фазах жизненного цикла, что разводит вас еще дальше друг от друга. Ты должна перестроиться, то есть вернуться в младенчество, а ему менять нечего, он остается мужчиной средниx лет. Через такую пропасть перебросить мостик нелегко. На мой взгляд, проблема установления успешных отношений на фоне столь сложных карьерных вопросов станет вызовом для нового поколения, в котором каждый из супругов будет иметь независимый доход.
— Работаешь по этой теме, да?
— Моя тема — «Вызовы современности: рост урбанизации и его влияние на личность с расстройством психики».
— О! У меня была по нарушениям эмоциональных связей. Ну, знаешь, почему в благополучных семьях появляются эти маленькие гребаные психопаты.
Кимберли мигнула:
— Нарушение эмоциональных связей. Одна из моих любимых тем. — Она уже с большим интересом посмотрела на Рейни. — Я не знала, что ты специализировалась в психологии.
— Бакалавр. До магистра я уже не дошла.
— Все равно, круто.
— Спасибо.
Они снова вернулись к кофе, но вскоре Кимберли тихонько попросила:
— Рейни, ты не могла бы рассказать что-нибудь о себе? Честно говоря, легче препарировать чужую жизнь, чем думать о своей собственной.
— Мне действительно очень жаль, что все так получилось, Кимберли.
— Кто теперь поможет мне спланировать свадьбу? К кому я обращусь, когда буду ждать первого ребенка? Кто будет держать меня за руку, когда я в первый раз увижу свою дочурку и стану искать в ее личике черты Мэнди и мамы?
— Мы найдем того, кто это сделал. Найдем и заставим заплатить за все.
— Разве от этого станет легче? Посмотри на себя, вспомни, что произошло в прошлом году. Вы нашли того, кто все это сделал. Вы с моим отцом убили его. Тебе стало лучше?
Рейни промолчала.
— Так я и думала, — сказала после недолгой паузы Кимберли.
Куинси спал и видел сон. Во сне он снова был в Филадельфии, шел по прекрасному, а теперь разоренному дому Бетти. В руке у него была наволочка, и он собирал устилавшие пол перья. Потом он оказался около кровати, держа в руках расползавшиеся внутренности бывшей жены, лихорадочно пытаясь убрать их в ее распоротый живот.
«Нет, — приказало ему подсознание. — Не позволяй ему взять верх. Он хочет, чтобы ты запомнил ее такой».
Сон понес Куинси в прошлое, мозг старался найти другие, счастливые, моменты. Бетти… спутанные волосы, влажное от пота лицо. Без помады и туши, без сережек, но ее улыбка могла бы осветить весь город. Она лежит на белой больничной кровати и держит их первого ребенка. Он сам… осторожно трогает малышку. Какие у нее чудесные пальчики. Десять пальчиков на руках, десять на ногах. Потом гладит жену по щеке. Говорит, какая она красивая. И обещает, что будет лучшим отцом, чем его собственный. Новая семья. Все заново. Сердце переполняет счастье.
