Арт получал хорошую дотацию за трудоустройство условно освобожденного плюс налоговые льготы от федералов. Но даже при всех этих так называемых средствах поощрения работодателей найти работу для Джона сразу после выхода на волю было практически невозможно. Согласно своему статусу, он не мог работать с детьми и жить ближе, чем в ста метрах от школы или детского сада. По закону работодатели не имели права на дискриминацию отсидевших преступников, но всегда находили способ этот закон обойти. Прежде чем найти место на автомойке, Джон был на девятнадцати собеседованиях. Начиналось все везде одинаково: «Как поживаете? Мы с удовольствием взяли бы вас… Просто заполните эту форму, и мы с вами свяжемся». А потом, когда он обращался туда через неделю, потому что от них не было ни слуху ни духу, тоже было одно и то же: «Мы уже закрыли эту вакансию… Мы нашли более квалифицированного кандидата… Простите, но у нас идет сокращение кадров».
— Более квалифицированного кандидата, чтобы паковать коробки? — все-таки спросил он одного из них, менеджера по отгрузке на кондитерской фабрике.
— Послушай, приятель, — ответил тот. — У меня дочка подросткового возраста, ясно? Сам должен понимать, почему ты не получил эту работу.
Откровенно, по крайней мере.
В каждой анкете звучал один и тот же стандартный вопрос: «Были ли вы осуждены за какие-либо преступления, кроме преступлений, связанных с нарушениями правил дорожного движения?»
Джон вынужден был писать «да». Все равно его биографию будут проверять и обязательно все выяснят.
«Пожалуйста, изложите на отведенных ниже строчках суть вашего правонарушения».
И приходилось излагать. Они могли связаться с его надзирающим офицером. Могли обратиться в полицию, чтобы просмотреть его досье. Могли просто полезть в Интернет и на сайте БРД найти его в разделе «Осужденные за сексуальные преступления в регионе Атланта». В комментарии под именем Шелли, Джонатан Уинстон, они прочли бы, что он изнасиловал и убил фактически ребенка. Государство не делает различий между несовершеннолетними и взрослыми преступниками, поэтому в документах он проходил не как человек, совершивший правонарушение, будучи сам совсем юным, а как взрослый педофил.
— Эй! — позвала проститутка. — Ты еще здесь, красавчик?
Джон кивнул. Задумавшись, он просто шел за ней, как щенок. Они стояли перед винным магазином. Некоторые из девушек были уже на рабочем месте в надежде подцепить кого-то из отправившихся на обеденный перерыв.
— Эй, Робин! — крикнула она. — Иди-ка сюда.
Женщина, видимо Робин, направилась к ним. Ходить на высоких каблуках у нее явно получалось лучше, чем у новой знакомой Джона.
В трех метрах от них Робин остановилась.
— Что, черт возьми, с тобой стряслось? — Она подозрительно взглянула на Джона. — Ты что, ублюдок, был груб с ней?
— Нет, — сказал он, а потом, увидев, как она полезла в сумочку за чем-то, что, похоже, могло доставить ему большие неприятности, добавил: — Прошу вас. Я не причинил ей никакого вреда.
— Эй, погоди, крошка, он не сделал ничего плохого! — успокоила ее проститутка. — Он спас меня от того засранца на автомойке.
— От которого? — спросила Робин, продолжая пылать взрывоопасной злостью. То, как она смотрела на Джона, говорило, что она еще не определилась в отношении его, и рука ее по-прежнему находилась в сумочке, сжимая то ли баллончик с перцовым аэрозолем, то ли молоток.
— От которого? От которого? — сказала шлюха, очень точно сымитировав Рея-Рея. — От того худого ниггера, который вечно повторяет все по два раза. — Она посмотрела на Джона. — Она моложе и понравится тебе, верно, дорогой?
Джон почувствовал, как все тело напряглось.
— Нет, я не совсем это имела в виду, — сказала она, погладив его по спине, словно успокаивала ребенка. — Послушай, Робин, сделай мне одолжение. Он и вправду спас мою задницу. Сделай ему «пятьдесят на пятьдесят».
Робин уже открыла рот, чтобы ответить ей, но Джон перебил ее. Он быстро поднял вверх руки и сказал:
— Нет, все в порядке.
— Я всегда рассчитываюсь по своим долгам, — настаивала проститутка, — будь то любезность от незнакомого человека или какая другая хрень. — Глаза ее скользнули на машину, заезжавшую на стоянку перед магазином. — Блин! Это мой постоянный клиент, — бросила она, ладонью вытирая кровь под носом.
Заскакивая в автомобиль, она помахала Джону рукой и что-то крикнула — что именно, он не разобрал.
Джон смотрел на отъезжающую машину, чувствуя, что Робин не спускает с него глаз. Это был тот же стальной взгляд, что и у копа: чего, черт побери, можно ожидать от этого типа и куда нужно врезать, чтобы поставить его на колени?
— Я ей не подмена в смысле трахаться, — сказала она.
— Не беспокойся об этом, — ответил он, снова предупредительно поднимая руки. — Правда.
— Что, — спросила она, — ставишь себя слишком высоко, чтобы платить за это?
— Я этого не сказал, — возразил он, чувствуя, что краснеет.
Еще пять или шесть проституток открыто прислушивались к их разговору, и по их изумленным лицам он понимал, что его член в их глазах с каждым мгновением становится все меньше и меньше.
— К тому же, — добавил он, — мы вообще не говорили о том, чтобы платить за это. — И пока Робин не успела вставить что-то свое, продолжил: — Я просто оказал ей любезность.
— Мне ты никаких любезностей не оказывал.
— Тогда от тебя ничего и не требуется, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.
— Эй! — взвизгнула она. — Куда это ты пошел?
Он обернулся на крик. Она явно играла на толпу. Он почувствовал, что член его сжался еще больше.
Стараясь совладать со своим голосом, он спросил:
— Что еще?
— Я сказала, не уходи от меня, придурок чертов!
Джон покачал головой, думая, что день этот выдался хуже некуда.
— Так ты все-таки хочешь сделать это? — спросил он и полез в карман.
Он уже три недели откладывал по двадцать баксов, чтобы гарантированно иметь деньги на выплату за телевизор. В кармане у него было пятьдесят долларов, а еще семьдесят было спрятано под подошвой в туфле. Джон сомневался, что девушка зарабатывает хотя бы половину этого за обеденный перерыв. Черт, а он эту сумму не зарабатывал и за день!
Ее подбородок вызывающе поднялся. Их всех, похоже, учат этому жесту в школе проституток.
— Сколько у тебя есть? — спросила она.
— На это хватит, — сказал он.
Какого черта он творит? Языку стало тесно во рту, а слюны вдруг оказалось столько, что он не знал, куда ее девать. Впрочем, деньги свои он уже засветил. Двери на галерку захлопнулись.
Робин еще некоторое время смотрела на него, потом кивнула.
