– Ваша жена могла бы кое-что прояснить.
– Моя жена, – сказал лорд Диттишем, – не вспоминала об этой
истории ни разу!
– Я начинаю кое-что понимать… – Пуаро посмотрел на него с
особым интересом.
Лорд спросил резко:
– Что понимать?
Пуаро слегка поклонился:
– Творческое воображение поэта…
Лорд встал, позвонил и сказал резким тоном:
– Моя жена ждет вас.
Дверь открылась.
– Вы звонили, милорд?
– Проводите мсье Пуаро наверх, к леди Эльзе.
Пуаро преодолел два пролета лестницы, покрытой мягким
ковром. Искусственное освещение… Деньги, всюду деньги! Хорошего вкуса – меньше.
Комната лорда Диттишема отличалась строгостью, сдержанностью, а тут, в
остальных комнатах, столько расточительства! Вещи высшего сорта. Вещи, которые
покупаются по принципу: пусть безвкусные, зато дорогие.
Пуаро подумал: «Жаркое? Да, жаркое…»
Комната, в которую его провели, не казалась просторной.
Большая приемная была на первом этаже, а это – личный салон хозяйки дома. Сама
хозяйка стояла, опершись на полку камина, когда Пуаро вошел.
Неожиданно ему вспомнилась фраза и никак не хотела уходить
из головы:
«Она умерла молодой».
Он никогда не узнал бы Эльзу Гриер по картине, виденной у
Мередита Блейка. То был портрет молодости, воплощение жизненной силы, а тут –
ничего подобного. И казалось, никогда и не было. Одновременно перед ним
открылось нечто, в чем он не отдавал себе отчета, глядя на живопись Крейла.
Эльза была красивой. Да, женщина, которая шла ему навстречу, была очень
красивой. И совсем не старая. Собственно, сколько ей было лет? Не больше
тридцати шести, если тогда, когда разыгрывалась трагедия, ей было двадцать.
Тщательно причесанные черные волосы обрамляли правильной формы, с почти
классическими чертами лицо. Со вкусом наложенный грим делал ее еще
привлекательнее. Он почувствовал, как у него сжимается сердце. В этом,
наверное, виноват старый мистер Джонатан, который говорил ему о Джульетте…
Однако в этой женщине не было и намека на Джульетту… Все верно, ведь
шекспировская героиня должна умереть молодой.
А Эльза Гриер осталась в живых…
Она встретила его спокойным, немного монотонным голосом:
– Меня весьма заинтересовал ваш визит, мсье Пуаро. Садитесь
и поведайте мне: чего вы от меня хотите?
Пуаро задумался. Большие серые глаза – словно мертвые озера.
Нет, не похоже, что она заинтересована. Ее ничто не интересует.
Верный своей тактике, Пуаро снова представился иностранцем:
– Я слишком взволнован, мадам, я слишком взволнован…
– О, почему же?
– Потому что я понимаю, что это… это восстановление старой
драмы, наверное, чрезвычайно горько для вас.
Казалось, это ее заинтриговало. На самом же деле она просто
от души потешалась.
– Это, видимо, мой муж вбил вам в голову такие мысли? Он
виделся с вами, когда вы пришли? Но он же абсолютно ничего не понимает! И
никогда не понимал. Я совсем не такая уязвимая, как он себе представляет. – В
ее голосе чувствовалось, что все это продолжает ее забавлять. – Вам известно,
что мой отец был рабочим на заводе? Он много трудился и сумел нажить капитал.
Этого могут добиться настойчивые люди, не тонкокожие. Я тоже такая.
Пуаро подумал: «Да, это правда. Деликатная женщина вряд ли
отважилась бы войти в дом Кэролайн Крейл».
Леди Диттишем спросила:
– Чего вы хотите от меня?
– Вы уверены, мадам, что для вас не будет слишком
болезненным вспомнить прошлое?
Она задумалась на миг, и Пуаро пришло в голову, что леди
Диттишем – очень откровенная женщина. Она могла соврать, но никогда – ради
собственного удовольствия.
Эльза Диттишем проговорила, как бы размышляя:
– Больно? Нет. Наверное, я хотела бы этого.
– Почему?
Она ответила раздраженно:
– Ведь это дурной тон – никогда ничего не чувствовать…
Эркюль Пуаро подумал: «Да, Эльза Гриер умерла», а потом
сказал:
– В таком случае, леди Диттишем, моя задача облегчается. У
вас хорошая память?
– Думаю, неплохая.
– И вы уверены, что возвращение к тем дням не заставит вас
страдать?
– Такие вещи болезненно воспринимаются только в тот момент,
когда они происходят.
– Это я знаю. Но кое у кого…
– Да, мой муж никак не может этого понять, он считает, что
судебный процесс со всей его волокитой был для меня ужасным испытанием.
– А разве нет?
Эльза Диттишем сказала:
– Вовсе нет, мне это даже нравилось. – В ее голосе ясно
чувствовался оттенок удовлетворения. – Боже мой, эта старая бестия Деплич! Чего
он только не делал, чтобы прижать меня к стенке! Но мне нравилось бороться с
ним. И он не сумел меня победить.
Она улыбнулась и посмотрела на Пуаро:
– Надеюсь, я не разочарую вас. Двадцатилетняя девушка,
наверное, должна была иметь вид подавленный, прибитый или что-нибудь в этом
роде. Я такой не была. Меня не трогало то, что мне говорили… Я желала только
одного…
– Чего?
– Понятно, видеть ее с петлей на шее.
Пуаро следил за ее руками – красивыми, с длинными ногтями.
Хищными руками.
– Вы считаете меня мстительной? – спросила Эльза. – Да, я
мстительная. В отношении тех, кто причинил мне зло. Та женщина была, по-моему,
ничтожной, безликой. Она знала, что Эмиас любит меня, что он собирается ее
оставить, и она убила его только для того, чтобы он не стал моим… Вы не
усматриваете в этом подлости?
– Вы не способны понять ревность или сочувствовать ей?
– Нет, не думаю, что способна. Если ты проиграла – значит,
проиграла. Если ты не можешь удержать мужа, отпусти его без возражений,
красиво. Это чувство собственности мне непонятно.
– Возможно, вы поняли бы его, выйдя замуж за Крейла!
– Не думаю. – Она вдруг улыбнулась Пуаро. – Мне хочется,
чтобы вы хорошенько уяснили одну вещь: не считайте, что Эмиас Крейл испортил
невинную девушку. Это было совсем не так! Из нас двоих ответственна была я. Мы
познакомились на одном вечере, и я влюбилась в него. Я понимала, что должна
любой ценой завоевать его…
