Она сразу же влюбилась в Эмиаса. Не думаю, что он также
полюбил ее, но обстоятельства заставляли их часто встречаться, к тому же
Кэролайн была очень мила. В конце концов они обручились. Лучшие друзья Эмиаса
скептически смотрели на этот брак: им казалось, что Кэролайн ему не пара. Это
создавало некоторую напряженность между женой Крейла и его друзьями в первые
годы. Но Эмиас и не думал отрекаться от своих товарищей в угоду жене. Спустя
несколько лет мы с ним были в таких же отношениях, как и раньше, и я снова
часто стал наведываться в Олдербери. Могу еще добавить, что я был крестным
отцом их дочери Кэролайн. Это свидетельствует, по-моему, что Эмиас считал меня
своим лучшим другом, и дает мне право говорить от имени человека, который
никогда уже не сможет этого сделать.
Но вернемся к основным событиям, о которых Вы меня просили
написать. Я прибыл в Олдербери (об этом свидетельствует пометка в старой
записной книжке) за пять дней до преступления, то есть 13 сентября, и сразу же
почувствовал какую-то напряженность. В доме жила и мисс Эльза Гриер, портрет
которой писал Эмиас. Здесь я впервые увидел Эльзу, хотя слышал о ее
существовании раньше. За месяц до этого Эмиас с восхищением рассказывал мне,
что познакомился с прекрасной девушкой. Я заметил шутя: «Смотри, старина, ты
снова потеряешь голову». Он назвал меня болваном. Мол, кроме натуры для
портрета, она не представляет для него никакого интереса. Я ему ответил: «Не
болтай! Я уже слыхал от тебя подобное…» А он: «На этот раз все по-другому». На
что я сказал довольно цинично: «У тебя каждый раз все по-другому». Вид у Эмиаса
был тогда встревоженный. «Ты не понимаешь, – сказал он. – Ведь она еще девочка,
почти ребенок». И добавил, что у нее современные взгляды и что она совсем
лишена старомодных предрассудков. «Она честная, искренняя и реальная, земная, –
заявил он. – И ее совсем ничто не страшит!»
Про себя я подумал, что на этот раз Эмиас определенно плохо
кончит. Но ничего не сказал.
Несколькими неделями позже я услыхал: Эльза Гриер безумно
влюблена, Эмиас явно недооценил ее, принимая за несмышленыша. Люди начали
хихикать, заявляя, что Эльза купается в деньгах, знает, чего хочет, и всегда
этого добивается. Некоторые задавались вопросом, – а что по этому поводу думает
жена Крейла, на что следовал ответ: она уже давно привыкла к подобным вещам.
Другие, возражая, заявляли, будто слышали, что она дьявольски ревнива и создала
Крейлу такую невозможную жизнь, от которой волей-неволей пустишься в загул.
Я пишу об этом, ибо считаю важным для освещения событий,
которые пытаюсь изложить с максимальной полнотой.
Конечно, мне не терпелось собственными глазами увидеть
Эльзу. Как оказалось, она была действительно красива и привлекательна. Но, к
моему удивлению, на этот раз Эмиас Крейл оказался не таким веселым и
оптимистичным, как обычно. Я сразу заметил явные признаки переутомления –
капризы, внезапная апатия и вообще нервозность и раздражительность. Эмиас
обрадовался, увидев меня, и сказал, как только мы остались одни: «Слава богу,
что ты приехал, Фил. Жить в доме с четырьмя женщинами!.. Для какого угодно
мужчины этого достаточно, чтоб сойти с ума. Если они возьмутся за меня все
четверо, то отправят в сумасшедший дом».
Атмосфера там была действительно напряженная. Кэролайн
слишком переживала всю эту историю и реагировала на нее бурно. Обычно вежливая,
тактичная, она обращалась с Эльзой Гриер грубее, чем можно было себе
представить, хотя и не позволяла себе сказать хоть одно оскорбительное слово. Что
касается Эльзы, то она вела себя явно с вызовом. Эльза была любима, она это
знала, и никакие правила хорошего тона не сдерживали ее бесстыдства. В
результате Эмиас большую часть дня работал, а в перерывах пикировался с
Анджелой. Их отношения обычно были дружеские, хотя они и подшучивали друг над
другом и перебранивались. Но теперь… Во всем, что делал или говорил Эмиас,
сквозило, что его терпение вот-вот лопнет.
Была еще гувернантка. «Кислая старая дева, – говорил о ней
Эмиас. – Она меня терпеть не может!.. Сидит со сжатыми губами и постоянно меня
осуждает». Потом взорвался: «Черт бы побрал этих женщин! Мужчине, если он
желает покоя, не стоит связываться с женщинами!» – «Тебе не стоило жениться, –
сказал я ему. – Такой человек, как ты, не должен быть опутан семейными
обязанностями». Он мне ответил, что теперь уже поздно говорить об этом. И
прибавил, что, несомненно, Кэролайн была бы рада избавиться от него. В этом я
увидел первый сигнал того, что назревает нечто необычное. «Что ты имеешь в
виду? Неужели у тебя в самом деле что-то серьезное с Эльзой?» Он ответил: «Она
хороша, ведь так? Иногда мне кажется, что лучше бы ее никогда не встречать».
Потом он сказал с усмешкой: «Я надеюсь, все станет на свои места в конце
концов. И ты должен признать, этот портрет – прекрасная штука».
Он говорил о портрете Эльзы, над которым работал. Несмотря
на свою недостаточную компетентность в живописи, я все же понял, что это в
самом деле будет вещь высокого класса. Когда Эмиас писал, он перевоплощался.
Несмотря на свою привычку ворчать, хмуриться, ругаться, иногда даже бросаться
кистями, в те минуты он был на самом деле счастлив, необыкновенно счастлив.
Возвратившись домой, он не мог спокойно воспринимать
враждебность, возникшую между двумя женщинами. Эта неприязнь достигла своей
кульминации семнадцатого сентября. Завтрак оказался для нас тяжким испытанием.
Эльза слишком, я считаю, обнаглела. Единственное подходящее здесь слово. Она
подчеркнуто игнорировала Кэролайн, обращаясь только к Эмиасу, словно они были
одни. Кэролайн непринужденно, весело беседовала со всеми, иногда ловко
вставляла шпильки, но совсем безобидные. Ей не была присуща фальшивая
искренность, искусством которой владела Эльза Гриер.
Взрыв произошел в гостиной, после ленча. Я сделал замечание
насчет изящной скульптуры из полированного бука – весьма своеобразной работы.
Кэролайн сказала: «Это произведение одного молодого норвежского скульптора. Мы
с Эмиасом восхищены им и собираемся навестить его следующим летом».
Эта спокойная уверенность, очевидно, оказалась невыносимой
для Эльзы, она сразу же выпалила: «Эта комната приобрела бы лучший вид, если ее
обставить надлежащим образом. Здесь слишком много мебели. Когда я перееду сюда
– все это старье выброшу, оставлю только две-три хорошие вещи. Занавески повешу,
наверное, медного цвета. – Она повернулась ко мне и спросила: – Вам не кажется,
что так будет лучше?»
Я не успел ответить, как заговорила Кэролайн, голосом
нежным, бархатным, но с угрожающей интонацией: «Вы намереваетесь купить этот
дом, Эльза?» Эльза рассмеялась и сказала: «Зачем нам прикидываться? Будем
искренними, Кэролайн, вы хорошо знаете, что я имею в виду!» Кэролайн ответила:
«Понятия не имею». – «Не будьте наивной. Мы с Эмиасом любим друг друга. Это не
ваш дом, это дом его. И когда мы поженимся, я буду жить с ним здесь!» Кэролайн
сказала: «По-моему, вы с ума сошли». – «О нет, – ответила Эльза. – Это не так,
и вы это хорошо знаете. Не лучше ли быть откровенными друг с другом? Мы с
Эмиасом влюблены – это вы видите достаточно хорошо. Вам остается только одно –
вернуть ему свободу». – «Я не верю ни единому вашему слову». Но голос Кэролайн
звучал неубедительно. Удар Эльзы был точен и пробил ее щит.
