Надеюсь, ты это понимаешь?
– Конечно, понимаю, – кивнул полковник и запустил руку в карман.
– Курить не надо, не люблю, – сразу же угадал хозяин дачи намерение гостя, – покуришь на улице.
– Хорошо, – согласился полковник, поднимаясь и пряча пухлый конверт с деньгами во внутренний карман пиджака.
– И действуй осторожно, держи меня в курсе всех разговоров и всех своих действий. Понял?
– Так точно! – по-военному отчеканил полковник, вставая с кресла и направляясь к выходу – туда, где висел на вешалке его серый плащ.
После того, как от дачи бывшего строевого, а теперь опального, генерала отъехал «фольксваген-пассат», хозяин дачи поднялся с кресла и несколько раз прошелся по огромной гостиной от окна к стене. Было о чем подумать, было над чем поразмыслить.
Первый шаг сделан, и сделан удачно. В общем, пока никаких мелких срывов или сбоев не предвиделось, все складывалось именно так, как он рассчитал и запланировал. Но убийство тестя и тещи одного из ведущих хирургов Центральной клинической больницы было лишь первым шагом, вернее, шажком к той цели, которую наметил опальный генерал. А его душу буквально разъедали жажда мести и жуткая ненависть к больному президенту.
"Так, так… Вроде, все нормально. Первый шаг сделан, черта переступлена.
Нет, черту я еще не переступил, убийство двух каких-то стариков – это небольшой грех, когда в игре огромные ставки: такие, что обыкновенному смертному даже представить невозможно настоящую цену победы или проигрыша".
А себя бывший генерал к обыкновенным смертным никогда не причислял. Он не сомневался в своей избранности: человеку с такими незаурядными способностями, как у него, конечно же, уготована необычайная судьба. Да, в свое время он парил весьма высоко, не по официальной табели о рангах, естественно, но он мог решать такие вопросы, которые многим занимающим ключевые посты даже не снились. Он был генералом.
Но с ним советовались маршалы и министры.
Власть ныне опального генерала еще полгода назад была почти безграничной.
И вот теперь он никто. И это молодые умники – яйцеголовые – охмурили президента, сбили его с пути истинного, вогнали клин в их старинную дружбу.
– Но ничего, ничего… – пробормотал опальный генерал и вразвалку двинулся к низкому столику, взял графин с водкой и плеснул немного в стакан. – Я им еще покажу! – и странная улыбка появилась на его лице.
"Первый шаг сделан, Рубикон перейден. И главное, я не один, нас много, и все мы желаем одного и того же – устранить президента, убрать его с дороги. И тогда путь будет расчищен, и тогда произойдет то, о чем я мечтаю. А что народ?
Народу все равно, кто им управляет, и меня полюбят с таким же успехом, как полюбили когда-то президента. Чем я хуже его? Да куда там хуже – лучше! Я еще молод, силен. Не умею, конечно, говорить так красиво, как он, но это дело поправимое.
Брежнев и Сталин никогда не были большими говорунами. Главное, я знаю, где, как и на кого нажать. Я чувствую все рычаги власти, все ниточки, знаю, куда тянется каждая из них".
Глава 5
Утро следующего дня выдалось еще более безрадостным и серым, чем предыдущее. По карнизам барабанил надоедливый дождь, по небу плыли тяжелые серые тучи, гонимые холодным ветром.
«Странно, – подумал Глеб, глядя в окно, – такой сильный ветер и дождь, каких давно не было. Выходить на улицу не хочется».
До условленной встречи с генералом Потапчуком было еще полтора часа. Глеб ходил по квартире Быстрицкой, а Ирина продолжала мирно спать. Время от времени Глеб заглядывал в спальню, любовался любимой женщиной, ее красивым локтем, выставленным из-под одеяла, точеным профилем и локонами, разметавшимися по подушке.
"Интересно, что она сейчас видит во сне? – размышлял Глеб, прислушиваясь к тихому дыханию своей возлюбленной. – Наверное, что-нибудь приятное.
Улыбается… Наверняка ей снится сейчас не серое, словно засыпанное цементом, небо".
Быстрицкая действительно видела хороший сон.
Глеб подошел к Ирине и тихонько тронул ее за обнаженное плечо. Ирина мгновенно проснулась, густые темные ресницы вспорхнули.
– Ты что, уже уходишь? – спросила она, чуть виновато моргая.
– Да, дорогая, ухожу.
– А когда вернешься? Можно спросить?
«Раньше она старалась не задавать подобных вопросов», – подумал Глеб, но тут же ответил:
– Не волнуйся, надеюсь, к вечеру буду.
– А который час?
– Уже половина десятого.
– Половина десятого… Половина десятого… Тогда, дорогой, дай я тебя хоть поцелую. Нагнись.
Сиверов растерянно улыбнулся, но присел на край кровати и наклонился к Ирине. Та обняла его за шею, привлекла к себе и поцеловала влажными пухлыми губами.
– Ну-ну, – прошептал Глеб, – я ведь могу и опоздать, поцелуи имеют одну особенность – затягиваться и переходить… – Ну опоздай ты хоть раз, останься со мной!
– Нет, я должен идти, обязательно должен. Ты же знаешь, Ирина.
– Да, знаю, понимаю… Но не хочется тебя отпускать. Посиди, я не буду к тебе приставать.
– Мне тоже не хочется идти, но придется. Я же обещал.
Произнося эти слова, Глеб понимал, что врет. Но это была святая ложь.
Зачем ему объяснять все Ирине? Чем меньше она будет знать, тем меньше у нее будет поводов для беспокойства. И не надо ей знать, что он уже стосковался по работе.
– Жаль расставаться в такой хмурый день.
– Я пошел.
– Дождь идет, зонт не забудь, – сидя в постели, посоветовала Ирина, указывая рукой на низкий комод, где лежали зонты.
Глеб, дабы не расстраивать Ирину, взял зонт и вышел из квартиры. Вместо того чтобы сразу спуститься, он поднялся этажом выше и, подойдя к окну, принялся осматривать двор. Он стоял у окна довольно продолжительное время, но ничего подозрительного не заметил.
"Неужели сняли наружное наблюдение? Кому же понадобилось за мной следить?
– вспоминая события вчерашнего вечера, подумал Сиверов. – Но если следили, значит, кому-то я очень нужен? Только вот интересно – зачем? Но ничего, может, сегодня все прояснится. Ошибка невозможна".
Глеб приподнял рукав своей меховой куртки и посмотрел на часы. До встречи оставался час с небольшим.
– Ладно, ладно, – протянул он тихо, спускаясь по лестнице.
Глеб шел так, как обычно ходят по лесу опытные следопыты-охотники. Его движения были быстрыми, четкими и бесшумными.
Он спустился во двор, держа в правой руке сложенный зонт. Подошел к своей машине, но тут же передумал садиться в нее.
