Пришелец сидел к нему спиной, и Сиверову приходилось довольствоваться лишь созерцанием его коротко стриженного затылка и крепкой мускулистой шеи.
Теперь, боясь пропустить самую маленькую деталь секретного разговора, Глеб весь превратился во внимание.
Он не отрываясь, не моргая смотрел на Иванова, следил за малейшим движением его губ. Несмотря на то, что мужчины разговаривали шепотом, он угадывал некоторые слова, фразы, произнесенные Ивановым, по движению его губ.
Но собеседник наркодельца – что было делать с ним? Он сидел спиной к залу, а значит, и к Сиверову.
– Вы принесли? – спросил Семен Георгиевич и затем назвал пришедшего по имени-отчеству.
Но как именно, Глеб не сумел разобрать. То ли Аркадий Болеславович, то ли еще как-то. Даже по поводу «Аркадия» Сиверов не был уверен полностью.
Две глубокие складки на стриженом затылке собеседника Иванова исчезли. Он утвердительно кивнул, запустил руку в карман пиджака и, вытащив оттуда плоский конверт, положил его на стол.
Конверт пролежал на столе какие-то доли секунды.
Иванов завладел им. По его лицу нетрудно было догадаться, что он страшно разочарован. По-видимому, пачка денег оказалась менее увесистой, чем он рассчитывал.
Но Глебу пришлось удивиться, когда Семен Георгиевич ловко, двумя пальцами вытащил из конверта одну из купюр. Никогда прежде Сиверову не доводилось видеть настоящие пятисотдолларовые банкноты, которые имеют хождение только на территории США.
Мгновенно улыбка появилась на пересохших от волнения губах Иванова. Он тут же задвинул банкноту.
– Отлично! А то вы меня напугали, – с облегчением произнес Семен Георгиевич, и конверт исчез в глубоком нагрудном кармане его пиджака.
Мужчина, сидевший напротив лжеитальянца, что-то сказал, скорее всего, требовал или просил. Это можно было понять даже без слов: когда человек дает деньги, он хочет получить что-то взамен, если только услуга не оказана заранее.
Но вряд ли. Семен Георгиевич не из тех, кто делает что-то без предоплаты. Как говорится, утром деньги – вечером стулья.
И это сразу подтвердилось.
– У меня с собой нет, – прочел по влажным, только что облизанным, губам Иванова Сиверов.
«Когда?» – скорее всего, спросил незнакомец. А может, «Где?»
Тут Семен Георгиевич подался вперед и, прикрывая рот рукой, что-то ответил.
«Черт!» – чуть не выругался вслух Сиверов, понимая, что пропустил самое важное.
Мужчина недовольно покрутил головой, но, наверное, выбора у него не было.
Он подал Семену Георгиевичу руку и быстро покинул театральную ложу.
Сиверов заспешил к выходу. Женщина, сидевшая за дверью балкона, перед столиком с пачкой программок, с удивлением проводила взглядом странного человека, который мчался, преодолевая лестничные пролеты в два прыжка, будто за ним гнались бешеные собаки.
– Простите, – Глеб отстранил билетершу и выскочил на крыльцо.
Но было уже поздно. Человек, с которым встречался Иванов, успел уже уйти или уехать.
Как его теперь отыскать?
Злой на себя за то, что опоздал, Глеб вернулся в театр. В зал он больше не пошел. В буфете купил коробку конфет и обратился к гардеробщице:
– Дежурный администратор сейчас у себя?
Женщина кивнула.
– Передайте ей, пожалуйста, эту коробку и скажите, что я ей сейчас позвоню.
– А как вас назвать?
– Скажите, это тот, кто обещал ей сделать сегодня подарок.
– А почему вы не хотите зайти к ней сами? – хитро улыбнулась гардеробщица.
– Стесняюсь, – рассмеялся Глеб.
Пожилая женщина добродушно погрозила ему пальцем, тоже улыбаясь.
– У Тани, между прочим, муж есть.
– По телефону изменить невозможно, – бросил Глеб и спустился в гардероб.
В пальто и шляпе Глеб вновь почувствовал себя ужасно глупо. В такой одежде ни бежать, ни идти толком невозможно. Да и в машину не сядешь, в полах запутаешься.
Сиверов дошел до ближайшего телефона-автомата, бросил жетон, набрал номер. Вновь ему ответил голос, который он уже слышал сегодня.
– Таня?
– Да. А кто спрашивает?
Даже не глядя на Глеба, по одному звучанию его голоса можно было догадаться: на губах его играет улыбка.
– Вы конфеты уже попробовали?
– А, так это вы?
– Конечно, я, – не стал называть себя по имени Сиверов.
– Нет, еще не пробовала, стоят передо мной на столе. Выглядят красиво.
– Как видите, в оперу я все-таки попал.
– Надеюсь, не из зрительного зала вы сейчас мне звоните?
– Нет, что вы! Я всегда оставляю свой радиотелефон дома, когда иду в театр. Просто «Лоэнгрина» я слушал, наверное, раз двадцать и вышел сейчас на улицу. А если что и забуду, вы мне напомните, чем кончилось.
Глеб слышал, как зашуршала обертка, которую женщина снимала с коробки конфет одной рукой.
– Да… – Ну как? По-моему, это лучшие конфеты, какие можно было приобрести в вашем театре.
Женщина замолчала, потому что проглатывала плохо разжеванную конфету.
– Они с ликером и очень вкусные.
– Не спорю.
Судя по всему, она была не прочь, чтобы Сиверов зашел прямо к ней, но в планы Глеба это не входило.
Лучше всего побеседовать по телефону, чтобы никто не видел его лица. И потом, если зайдет разговор о том, кто же интересовался ложей, в которой сидит Иванов со своей телохранительницей, Сиверова никто не смог бы припомнить.
– Мне нужно узнать одну маленькую тайну, – вкрадчивым голосом проговорил Глеб.
Женщина хмыкнула:
– А вы интриган, однако.
– Это разрешение задать вопрос?
– Я догадываюсь, о чем вы собираетесь спросить.
– Не правильно вы догадываетесь.
– Откуда вам знать?
– Я знаю очень мало, но достаточно, чтобы сообразить, на что мне можно рассчитывать.
– Интересно… – Нет, то, что вы замужем, я уже знаю. Меня интересует другая сторона вашей чудесной и такой соблазнительной жизни – работа. Подскажите, кем закуплена ложа, – Сиверов мысленно отсчитал ложу, вспомнив зрительный зал, – четвертая в бенуаре. Если стоять спиной к сцене, то она окажется слева.
Голос женщины, находящейся на службе, сразу, несмотря на конфеты, сделался куда более прохладным.
– Таких сведений мы не даем.
