– Летела?
– Я держалась на поверхности воды. Я слышала, как волны бьют о берег океана.
Лена сделала глубокий вдох и медленный выдох.
– Ты лежала на спине, когда он взял тебя?
Джулия зарыдала.
– Милая моя, он белый? Черный? Можешь сказать?
– Я не могла открыть глаза. Он говорил со мной. Его голос… – Губы Джулии дрожали, лицо раскраснелось. Слезы текли ручьем, покрывая щеки. – Он сказал, что любит меня. – Она стала в панике хватать ртом воздух. – Целовал. Его язык…
Она умолкла и зарыдала.
Лена сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Нельзя слишком сильно давить на бедняжку.
– У тебя на руках отверстия. Он вставил что-то тебе в руки и ноги.
Джулия посмотрела на бинты, словно видела их впервые.
– Да. Я проснулась, а руки прибиты гвоздями. Гвозди входили насквозь, но больно не было.
– Ты лежала на полу?
– Наверное. Такое ощущение… – Она подбирала слова. – Такое ощущение, что меня подвесили. Я летела. Как он сделал, чтобы я летала? Я летала?
Лена охрипла от волнения.
– Нет. Джулия, в твоей жизни не было новых людей, в колледже или в городе, в присутствии которых тебе становилось бы неуютно? Может, тебе казалось, что за тобой наблюдают?
– За мной до сих пор наблюдают, – ответила та, повернувшись к окну.
– За тобой наблюдаю я, – сказала Лена, коснувшись руками ее лица. – Я наблюдаю за тобой, Джулия. Больше тебе никто не причинит вреда. Понимаешь? Никто.
– Мне страшно, – призналась девушка, и опять потекли слезы. – Он видит меня. Я знаю, что он меня видит.
– Здесь только мы вдвоем, – заверила Лена, и ей показалось, что она разговаривает с Сибилл, убеждает сестру, что позаботится о ней. – Когда поедешь в Огаст, я буду сопровождать тебя. Я ни на секунду не выпущу тебя из виду. Веришь?
Почему-то Джулия испугалась еще больше.
– Зачем мне в Огаст? – хрипло спросила она.
– Это еще не точно, – ответила Лена, поднеся к ее губам стакан. – Скоро придут твои родители. Ни о чем не беспокойся. Поправляйся.
Девушка поперхнулась, вода потекла по шее и на постель. С тревогой она широко раскрыла глаза.
– Зачем меня перевозят? Что должно произойти?
– Тебя никуда не перевезут, если ты не хочешь, – сказала Лена. – Я поговорю с твоими родителями.
– С родителями?
– Они скоро приедут, – успокаивала Лена. – Все в порядке.
– Они знают? – спросила Джулия, и голос ее задрожал. – Вы все рассказали им?
– Нет. Детали им неизвестны.
– Только не говорите папе! – зарыдала девушка. – Не скажете? Ему нельзя знать. Нельзя.
– Ты не сделала ничего плохого, Джулия, твоему отцу не в чем тебя винить.
Джулия замолчала. Потом она снова посмотрела в окно, по щекам струились слезы.
– Все хорошо, – повторила Лена, доставая платок из коробки на столе.
Она наклонилась над девушкой, промокая воду с подушки. Меньше всего ей стоит думать о реакции отца. Лена уже имела дело с жертвами насилия и знала, как срабатывает чувство вины. Пострадавшая обычно винит только себя.
Раздался странный звук, чем-то знакомый. Слишком поздно Лена поняла, что это ее револьвер.
– Отойди, – прошептала Джулия.
Она едва удерживала револьвер забинтованными руками. Направила его на Лену, затем на себя, пытаясь ухватить понадежнее. Лена взглянула на дверь с мыслью позвать Джеффри, однако девушка предупредила:
– Не смей.
Лена подняла руки, тем не менее не отступила назад. Она знала, что предохранитель не снят, но поняла, что Джулии хватит двух секунд, чтобы справиться с ним.
– Дай мне револьвер, – велела Лена.
– Ты ничего не понимаешь, – сказала девушка. – Ты не понимаешь, что он со мной сделал, как он…
Она едва держала револьвер, однако дуло было наставлено на Лену, а палец лежал на спусковом крючке. Лену бросило в холодный пот при мысли, что она не уверена, в каком положении предохранитель. Наверняка она знала только то, что револьвер заряжен. Стоит снять предохранитель, нажать на крючок…
Лена пыталась говорить спокойным голосом:
– Что, солнышко? Что я не понимаю?
Джулия приставила револьвер к подбородку. Пальцы не слушались, и она его чуть не уронила.
– Не делай этого! – взмолилась Лена. – Пожалуйста, отдай мне револьвер. Он заряжен.
– Я знаю.
– Джулия, пожалуйста, – продолжила Лена, ни на секунду не прерывая разговор. – Послушай меня.
На лице девушки появилась легкая улыбка.
– Папа брал меня с собой на охоту. Он разрешал мне чистить ружья.
– Джулия…
– Когда я была там, – ее затрясло, – когда я была с ним…
– С мужчиной? С мужчиной, который тебя выкрал?
– Ты не знаешь, что он сделал, – сказала Джулия жестко, – какие вещи. Я не могу сказать тебе.
– Господи, бедная моя девочка…
Лена хотела придвинуться ближе, но Джулия Мэтьюс решительнее нацелила на себя оружие.
– Я не позволю ему снова обидеть тебя, Джулия. Даю слово.
– Ты не понимаешь, – зарыдала Джулия.
Она едва удерживала в руках револьвер, но на таком близком расстоянии это не имело значения.
– Милая, пожалуйста, не надо, – сказала Лена, бросив взгляд на дверь.
По ту сторону стоял Джеффри. Если бы дать ему знак так, чтобы Джулия не заметила.
– Не смей, – предупредила девушка, словно прочитав мысли.
– Не стоит этого делать, – убеждала Лена.
Она старалась придать своему голосу твердость, хотя только в учебниках читала о подобных ситуациях. Ей никогда раньше не приходилось отговаривать кого-либо от самоубийства.
– Как он касался меня, – произнесла Джулия. – Как он целовал меня. – Она затихла. – Тебе не понять.
– Чего? – спросила Лена, медленно протягивая руку к револьверу. – Чего мне не понять?
– Он… – Джулия остановилась, издав гортанный звук, – Он занимался со мной любовью.
– Он…
– Он занимался со мной любовью, – повторила она, и ее шепот эхом прошелся по палате. – Знаешь, что это такое? – спросила она. – Он все время говорил, что не причинит мне боли. Он хотел любить меня. И любил.
Лена открыла рот, но ничего не смогла сказать. Она не верила своим ушам.
– Что ты несешь? – спросила она, давая себе отчет, насколько грубо звучит фраза. – Что ты имеешь в виду?
