Она поднялась, нетвердо держась на ногах, зная, что должна прибрать здесь, уничтожить следы всех этих разрушений, никто не должен видеть этого, Боже, какой позор! Какой стыд и позор быть Нормой Джин, мать которой находится в психиатрической больнице Норуолка, все это знают, другие дети тоже знают, в глазах их тревога и жалость.
В неприбранной спальне дома на Уиггер-драйв мужчина нежно говорил ей: Норма, ты же знаешь, как дорога мне. А она отвечала: Да, знаю. Но мысли ее были далеко, с Шугар Кейн. Завтра утром должны состояться съемки новой сцены, любовного эпизода между Шугар Кейн и мужчиной, который обожал ее (в кино) роль которого исполнял К. И который (в жизни) просто презирал Мэрилин Монро. За детски эгоистичное поведение, за то, что она без конца опаздывала на озвучивание. А однажды даже забыла свои слова — по глупости или просто наглоталась таблеток, разрушавших ее мозг и заставлявших К. и других актеров пересниматься в каждом эпизоде бессчетное число раз, при этом сам К. осознавал, что с каждым разом играет все хуже. А режиссер В. просто потакал Монро, потому что именно Монро, проклятая сучка, была главной приманкой в этом дебильном фильме.
Итак, К. презирал ее, в любовной сцене с поцелуями ему больше всего на свете хотелось плюнуть в фальшивое детское личико Шугар Кейн, ибо к этому моменту он настолько возненавидел ее, что его тошнило только от одного прикосновения к легендарной коже Монро. К. будет врагом Монро до конца ее жизни, а уж после ее смерти какие истории о ней будет рассказывать этот самый К.! вот завтра утром перед камерами им предстоит целоваться, изображая страсть и даже любовь, зрители должны этому поверить. Именно об этом размышляла она, пока пожилой мужчина умоляющим голосом вопрошал: Скажи, чем я могу помочь тебе, дорогая? Помочь нам обоим?
Тут она с запоздалым чувством вины вдруг вспомнила, что мужчина, желающий помочь утешить ее, этот тихий, приличный, лысеющий мужчина, не кто иной, как ее муж. Поглаживая ее по руке, он говорил: Мне кажется, что по возвращении из Мэна мы с каждым днем все больше отдаляемся друг от друга. она пробормотала в ответ что-то неопределенное, и он воскликнул в отчаянии и гневе: Я беспокоюсь о тебе, дорогая! О твоем здоровье. Эти бесконечные таблетки. Ты просто себя разрушаешь, Норма! Что ты делаешь со своей жизнью? тогда она резко оттолкнула его руку и сказала холодно: А какое, собственно, тебе дело до моей жизни? Кто ты вообще такой?
Страх сцены. Настоящее проклятие Нищенки-служанки! Повторять, повторять, запинаться повторять, начинать сначала, снова запинаться, начинать снова, повторять, убегать, запираться в гримерной, возвращаться лишь для того, чтобы снова повторять и повторять, добиваясь совершенства, добиваться совершенства в том, что не подлежит усовершенствованию, повторять и повторять до тех пор, пока не станет совершенным и непревзойденным, чтобы удалось их рассмешить, а если удалось, то они будут смеяться над ее блестящим комическим исполнением, а вовсе не над ней, Нормой Джин. Они вообще не будут видеть перед собой Норму Дяош.
Страх сцены. Это какой-то животный страх. Кошмар любого актера. Столь сильный прилив адреналина в крови, что тебя едва ли не сшибает с ног сердце колотится, как бешеное, почти не справляясь с притоком крови ты начинаешь бояться, что оно вот-вот разорвется, а пальцы рук и ног просто ледяные сами ноги подгибаются, в них не осталось никакой силы язык точно онемел твой голос куда-то пропал. Ведь актер — это прежде всего голос, и, если голос пропал, значит, и актера нет. Ее часто рвало. Полная беспомощность, все тело сотрясается от спазмов. Страх сцены — это загадка, он может настичь актера в любой момент. Даже опытного актера, ветерана. Вполне успешного актера. Такого, как, к примеру, Лоренс Оливье. Оливье был неспособен выступать на сцене на протяжении пяти лет, в самом расцвете своих творческих сил. Сам Оливье! А Монро страх сцены застиг, когда ей было за тридцать, нанес удар, что называется, под дых, причем перед кинокамерами, а не перед зрительным залом.
Почему? Чаще всего страх сцены объясняют страхом смерти и полного уничтожения. Но почему, почему тогда молния страха бьет, как правило, наугад? почему поражает чаще всего актера? почему этот страх так парализует? почему именно сейчас, а не в другое время? почему подгибаются колени, ты не чувствуешь ног, почему? глаза вылезают из орбит, почему? в животе крутит, почему? ты же не ребенок, не младенец, которого можно сожрать, почему? почему? почему?..
Страх сцены. Потому, что ей никак не удавалось изобразить гнев. Потому, что она могла прелестно и тонко изобразить все не свете эмоции, кроме гнева. Потому, что она могла изобразить обиду, растерянность, страх боль, однако ей не удавалось убедительно представить себя инструментом таких реакций перед другими. Во всяком случае, не на сцене. Ее слабость, ее дрожащий голосок, высокие нотки в нем, как бы намекающие на страх. Протест, ярость. Нет, не получается! обязательно откуда-то из дальнего конца репетиционного зала (это было в Нью-Йорке, на Манхэтгене, и работала она без микрофона) доносился голос: Прости, Мэрилин, но тебя совсем не слышно.
Мужчина, бывший ее любовником или мечтавший стать ее любовником, подобно всем остальным ее любовникам, был уверен, что одному ему известна разгадка этой тайны, этого проклятия Монро. Он говорил ей, что она должна научиться выражать гнев, как актриса, и что только тогда она станет великой актрисой, или по крайней мере у нее появится шанс стать великой актрисой. Что он будет направлять ее в карьере, он будет выбирать для нее роли, он станет ее режиссером, он сделает ее величайшей театральной актрисой. Он поддразнивал поучал ее даже в постели, даже занимаясь с ней любовью (в присущей ему неспешной стеснительной и почти рассеянной манере, не переставая при этом болтать, разве что за исключением момента, когда достигал оргазма, и даже после него умудрялся добавить что — нибудь, словно подводя черту); говорил, что знает, почему ей не удается изобразить гнев, а она-то сама знает? В ответ на что она безмолвно мотала головой — «нет»; и тогда он говорил: Да потому, что ты хочешь, чтобы все мы любили тебя, Мэрилин хочешь, чтобы весь мир тебя любил и чтобы при этом не разрушать себя так, как ты хочешь разрушить мир, ты боишься, что мы узнаем этот твой секрет, да?
Тогда она в ужасе бежала от него, она любила его друга, Драматурга, собиралась выйти замуж за Драматурга, для которого была Магдой, который в то время едва ее знал.
Страх сцены. Когда она упала, ударившись животом о ступени, когда началось кровотечение, сокращения матки, она очнулась, увидела, что лежит лицом вниз, подогнув под себя ноги, поняла, что кричит от боли и страха, поняла, что все ее хвастовство, будто бы она не боится физической боли, оказалось не более чем безрассудным, пустым хвастовством невежественного обреченного ребенка и что именно за эту свою слабость она наказана. Наказана тем, что потеряла свое дитя, которое так любила, о, она любила его больше самой жизни, но была не в силах спасти. Итак, Шугар Кейн вспоминает об этом тут же каменеет на полуслове, посреди любовной сцены, как раз в тот момент, когда ее целует К.
Она каменеет теряет дар речи, она уходит со сцены, пошатываясь, как пьяная, руки у нее так дрожат, что похожи на двух маленьких раненых птичек, порывающихся взлететь она никому не позволяет прикасаться к себе, если бы ее муж был в тот момент рядом, она бы и ему не позволила прикоснуться к себе несчастный ублюдок бредет в своем мерцающем полупрозрачном наряде, специально придуманном для Монро, чтобы были видны эти огромные титьки близнецы-половин — ки ее роскошной фантастической задницы, и еще у этого платья огромный вырез сзади, открывающий практически всю спину до самого зада из Шугар Кейн вдруг вылезает трагическая, насмерть перепуганная женщина сладкоконфетная маска ее лица тает под ней открывается лик Медеи просто душераздирающее зрелище Монро прижимает обе руки к животу кажется, что голова, уши, сам мозг вот-вот взорвутся она не раз говорила мне, что боится кровоизлияния в мозг я знал, что летом у нее случился выкидыш, где-то в Мэне, а еще она говорила: Знаешь, на чем мы держимся? всего лишь на каком-то сплетении вен или артерий? что будет, если все они вдруг порвутся начнут кровоточить.?На съемках это был совершенно другой человек именно там была настоящая Монро, какой я ее себе представлял под именем «Шугар Кейн» или каким-либо другим если бы она позволила себе оставаться просто «Мэрилин», с ней все было бы в порядке Да, тогда я ненавидел ее прямо-таки мечтал удушить эту сучку как в «Ниагаре», но теперь, оглядываясь назад, думаю совсем по-другому за все годы работы в кино мне, как режиссеру, ни разу не удалось встретиться с кем-либо подобным Монро она была загадкой, которую я не смог разгадать она общалась с камерой, а не со всеми нами остальными она смотрела сквозь нас, словно мы были призраками возможно, «Шугар Кейн» получилась такой особенной, потому что под ее личиной скрывалась Монро ей надо было пробиться через Монро, чтобы добраться до Шугар Кейн, которая была так поверхностна возможно, эта «поверхностность» достигалась именно за счет глубины за счет обид, нанесенных другими, и обид, и боли, которые причиняла она сама.
