И Блондинка Актриса, чье соблазнительное тело всегда населяло так мало чувственного желания, словно в нем, как в манекене, жила не взрослая женщина, а малое дитя, изумленно смотрела на Президента. Самый привлекательный из мужчин, которых я когда-либо любила! Ну, за исключением разве что Карло.
И она бы непременно грациозно наклонилась и поцеловала бы Президента, если б он по-прежнему не прижимал эту проклятую трубку к уху и не бросал в нее отрывисто:
— Угу… Да. Понял… О'кей… Черт!
Он еще раз махнул рукой, приглашая присесть рядом, на кровать, что она немедленно и сделала. Потом игриво обнял ее голой мускулистой рукой и начал нежно поглаживать по волосам, плечам, грудям. Вот рука его опустилась чуть ниже, к соблазнительному изгибу ее бедер, и на лице его возникло мальчишеское, почти благоговейное выражение. И он прошептал, слегка морщась, как будто ему было больно:
— Мэрилин… Ты! Здравствуй.
И она, тоже шепотом, ответила:
— При-вет, Пронто.
Он с тихим стоном пробормотал:
— Страшно рад тебя видеть, детка. Чертовски трудный сегодня выдался день.
На что она поспешила ответить с искренностью и теплотой, каких, как была уверена, никогда бы не удалось сымитировать Первой Леди с ее патрицианскими манерами:
— О Господи! Да, мне говорили, дорогой. Я могу чем-нибудь помочь?
Сверкнув белыми зубами, Президент улыбнулся, взял ее за руку, гладившую его заросший щетиной подбородок, и сомкнул пальцы на уже находившемся в полной эрекции пенисе. Жест был резким, но вполне ожидаемым; в Палм-Спрингз она была немного шокирована бесстыдством и откровенностью этого мужчины. И в то же время есть нечто утешительное в такой неприкрытой жажде интимности, не правда ли? Ведь когда много отдаешь, то и награда соответствующая, и все же быстро, слишком быстро!..
И Блондинка Актриса принялась игриво поглаживать затвердевший пенис Президента, как гладят симпатичное, но неуправляемое домашнее животное, маленького зверька, а он с довольной улыбкой взирал на это. Но тем не менее, к ее раздражению, вовсе не торопился расставаться с телефонной трубкой.
Разговор его не только продолжался, но перешел в иную стадию, похоже, куда более серьезную и напряженную. Очевидно, на том конце провода был уже другой человек, с каким-то еще более важным и срочным сообщением — какой-нибудь советник из Белого дома или член кабинета? (Раек? Макнамара?) А предметом разговора, похоже, была Куба. И Кастро, романтичный соперник Президента! Блондинка Актриса нутром чувствовала возникший напряг, хоть и не знала фактов.
Она вспомнила, что лет десять назад видела красивого бородатого кубинского революционера на обложке «Тайма». Во многих регионах США к Кастро относились как к герою. И разумеется, образ его постепенно изменился, причем радикально, и теперь он считался оголтелым коммунистом и врагом Америки. И надо же, совсем под боком, всего в девяноста милях от Соединенных Штатов!
Оба они, и моложавый Президент, и еще более бодрый Кастро, были актерами в романтичной пьесе; оба были героями, «людьми из народа», тщеславными, любящими покрасоваться, безжалостными к политическим врагам. Последователи их обожествляли, были готовы простить этим лидерам все. Первый, американский Президент, считал своим долгом защищать «демократию» в глобальном смысле этого слова; второй, кубинский диктатор, склонялся к экстремальным формам политической и экономической демократии, называемой коммунизмом, но на деле представляющей самый что ни на есть оголтелый тоталитаризм. Оба они были выходцами из богатых семей, но, выступая на публике, не упускали возможности подчеркнуть свою связь с «народом»; оба подвергались яростной критике.
«Деловые связи республиканцев» и прочих неугодных привели на Кубе к кровавому восстанию против капитализма в целом и американского в частности. То было частью мифа о Кастро о том, что отчаянные кубинцы, храбрые вояки, презирающие трудности и готовые умереть за святое дело, пренебрегают мерами безопасности. При этом сам Кастро, находившийся под постоянной угрозой покушения на свою жизнь, пользовался любым случаем, чтобы внедрить своих агентов в обожествляющие его «массы», с которыми они благополучно смешивались. Американский же Президент был бесстрашным рыцарем, или же по крайней мере изображал такового. Оба эти лидера воспитывались в католических семьях и обучались иезуитами и, возможно, еще с самого детства впитали чисто иезуитскую привычку чувствовать себя выше если не Божьих законов, то человеческих. А если Бога не существует, то кто, черт побери, будет считаться с этими самыми общечеловеческими законами?..
Красивое лицо Президента становилось просто безобразным, стоило только ему вспомнить или подумать о Кастро. Сейчас Президент клял Кастро на чем свет стоит, так, что испугалась даже Блондинка Актриса: следует ли ей, рядовой гражданке и лояльной демократке, становиться свидетелем вот таких ремарок? Или же он желал просто немного покрасоваться перед ней? Но подоплекой всей этой сцены был, разумеется, секс. Хотя Блондинка Актриса и перестала поглаживать Президента, сочтя, что теперь не самое подходящее время и что думает он вовсе не о ней. О Кастро. Своем противнике. С отвращением оглядела она грязные тарелки, пятна сливового цвета помады на подушке. И начала быстро наводить порядок. Мэрилин в роли домашней хозяйки.
Она отставила в сторону поднос, не стала слишком внимательно приглядываться к бокалам. Взяла бутылку виски, поставила ее на тумбочку и, не совсем отдавая себе отчет в том, что голова у нее просто раскалывается от комбинации «Дом Перинъон» с таблетками, отпила глоток виски. Господи, этот напиток так и обжигает пищевод! И вкус совершенно омерзительный. Она закашлялась, сплюнула. Потом отпила еще глоток.
Уже начало четвертого! Президент должен скоро уехать — и конец их рандеву!.. Правда, как скоро, Блондинке Актрисе не сообщили. А телефонный разговор все продолжался. Из отрывистых фраз Президента Блондинка Актриса поняла, что русские и кубинцы вступили в сговор. «Отплатить за Плайя-Хирон, вот как? Ну ничего, это мы еще посмотрим!» Тут Блондинку Актрису вдруг охватила дрожь — Президент заговорил о… ядерных ракетах. Советские ракеты? На Кубе? Ей хотелось зажать уши руками. Она вовсе не собиралась подслушивать, боялась, что Президент, заметив это, впадет в ярость. Она уже поняла, что Президент столь же вспыльчив и горяч, как и Бывший Спортсмен, принадлежит к тому же брутальному типу мужчин. Гнев возбуждал его не меньше секса, в гневе он находил удовлетворение.
Тут он наконец заметил ее взгляд и пробормотал:
— Давай, малышка! Что же ты?
И, запустив руку ей в волосы, притянул к себе. И поцеловал в губы, крепко, до боли, ловко зажав трубку между плечом и шеей. Оттуда, из пластиковых телефонных внутренностей, доносился слабенький мужской голос. Президент шепнул:
— Ну же, не скромничай.
И, как в наскоро отрепетированной сцене, Блондинка Актриса ответила ему поцелуем и принялась гладить по волосам, понимая, что от нее требуется, но не желая подчиняться.
