Женщина словно подслушала эти его мысли — веки ее дрогнули, но Снайпер не слишком испугался. Объект, пребывающий в подобном состоянии, может даже открыть глаза, но не видеть; она по-прежнему погружена в глубокий сон витает мыслями где-то далеко-далеко отсюда. Губы полуоткрыты, пересекают лицо черной прорезью; вот мышцы щек слегка дрогнули, словно она пыталась что-то сказать. Но издала лишь тихий стон. И вся задрожала. Она лежала, закинув левую руку за голову, как бы обрамляя лицо рукой. Под мышкой блеснули в луче фонарика мелкие светлые вьющиеся волоски — он передернулся от омерзения.
Достал из папки шприц. Этот шприц подготовил для него терапевт, завербованный Агентством, наполнил жидкостью под названием нембутал. На руках у Снайпера были перчатки из латекса, тонкие, прямо хирургические. Он не спеша обошел постель, словно примериваясь, под каким углом лучше нанести удар. Удар должен быть молниеносным и точным. Вообще — то в идеале лучше всего задушить жертву, особенно в подобной ситуации. Но он не мог рисковать. А что, если проснется?..
Наконец он выбрал правильную позицию, слева от постели, и склонился над спящей женщиной. Вот она глубоко втянула воздух полуоткрытым ртом, грудная клетка приподнялась, он вонзил шестидюймовую иглу шприца прямо ей в сердце, по самую рукоятку.
Гасиенда. В темном зале кинотеатра! То было счастливейшее время в ее жизни. Ну конечно же, она сразу узнала «Египетский театр» Граумана, каким он был много лет назад. Когда сама она была маленькой девочкой. Мама вечно пропадала на работе, но она не чувствовала себя одинокой — могла просидеть в кинотеатре два сеанса подряд, чтобы хорошенько все запомнить и потом рассказать маме, мама, как завороженная, слушала ее рассказы о Темном Принце и Прекрасной Принцессе, а иногда даже просила повторить рассказ. В кинотеатре Граумана она никогда не садилась рядом с мужчинами. Особенно — с одинокими мужчинами. В тот день Норма Джин уселась в одном ряду с двумя пожилыми женщинами с большими хозяйственными сумками — здесь она точно будет в безопасности.
Она знала, что в безопасности, чувствовала себя такой счастливой! Пусть даже фильм закончился смертью Прекрасной Принцессы. Она умерла, ее роскошные золотые волосы рассыпались по подушке, а Темный Принц склонялся над ней и скорбел. А когда в зале зажегся свет, она увидела, что две сидящие рядом женщины вытирают глаза. Тогда она тоже отерла слезы и еще высморкалась в ладошку; а прекрасное мертвое лицо Принцессы на экране блекло, расплывалось, превращаясь в нематериальный образ, уследить за которым было еще труднее, чем за мельканием крыльев маленьких колибри.
Она поспешно вышла из кинотеатра, чтобы никто не успел заговорить с ней, как иногда случалось. На улицу уже опустились сумерки, горели уличные фонари, и день выдался сырой ветреный; она тут же стала зябнуть, потому что оделась слишком легко — голые, без чулок, ноги, майка с коротенькими рукавами, — должно быть, просто перепутала время года.
Она шла домой по бульвару, стараясь держаться как можно ближе к краю тротуара, как велела мать. Машин на улице было немного, вот с лязгом промчался мимо трамвай, а в нем, как ей показалось, не было ни одного человека. Нет, заблудиться она никак не могла, она знала дорогу.
Однако, подойдя к дому мамы, она вдруг увидела, что это тоже ГАСИЕНДА, но только совсем не мамина, а другая; поняла, что, должно быть, заблудилась во времени. И никакая это не Меса-стрит, а Хайленд-авеню и в то же время вроде бы похоже на Меса-стрит, потому что вот он, прямо перед ней, маленький белый домик в испанском стиле с зелеными навесами над окнами, которые Глэдис смешно называла «оконными бровками». Вот она, заржавленная пожарная лестница, — Глэдис шутила, что, когда начнется пожар, она непременно рухнет под чьим-нибудь весом. ГАСИЕНДА с ярко, просто ослепительно освещенным крыльцом, прямо как на съемочной площадке. А вокруг царит сплошная, непроницаемая тьма; и тут вдруг ей стало страшно.
Постарайся собраться сконцентрироваться Норма Джин не отвлекайся этот круг света твой ты входишь в этот круг и недосягаема там ты повсюду носишь его с собой куда бы ни направилась
Норма Джин стояла на ступеньках, Глэдис вышла навстречу ей. Глэдис улыбалась, была в приподнятом настроении. Губы накрашены, щеки подрумянены, от нее исходит сладкий цветочный запах. Она совсем молодая, Глэдис! То, что должно было случиться, еще не случилось. Глэдис с Нормой Джин хихикают, как две маленькие непослушные девочки. Как же им весело! Как они счастливы!
А в квартире Норму Джин поджидает сюрприз. Сердце у нее бьется и трепещет, словно птичка колибри, зажатая в ладони. Хочет вырваться и не может. В кухне расклеены по стенам афиши — Чарли Чаплин в «Огнях большого города»; его изумительные глаза устремлены прямо на нее. Прекрасные печальные темные глаза смотрят на Норму Джин. Но сюрприз от Глэдис находится не здесь, в спальне. Глэдис дергает ее за руку, потом приподнимает Норму Джин показывает снимок в рамочке. На нем красивый улыбающийся мужчина. Кажется, в этот момент он улыбается одной только ей.
— Видишь, Норма Джин? Этот человек твой отец.
