Но эти пронзительные крики чаек!.. Наверное, именно они навевают ненужные воспоминания и мысли?
4
— Сюда, Папочка!
Она спускалась вниз по холму, оскальзываясь на поросших мхом камнях. Возбужденная, как маленькая девочка. На пляже было больше камней, чем песка. Ледяные волны разбивались у ее ног. Ноги у нее были мокрые, но ей, похоже, все равно. Манжеты брюк цвета хаки тоже промокли и заляпаны грязью. Бледные волосы треплет ветер. На щеках блестят слезы, глаза у нее очень чувствительные и легко наполняются слезами.
— Эй, ну давай же, Папочка!
Но волны с таким грохотом разбиваются о берег, что ее почти не слышно.
Ему не понравилось, как безрассудно спускалась она сюда по холму, но он прекрасно понимал, что предупреждать ее об опасности не стоит. Лучше уж промолчать, в противном случае между ними вновь установятся нездоровые отношения — своенравной капризной молоденькой женушки и мужа-папочки, с этим его непрестанным ворчанием, упреками, угрозами и обоюдным неудовольствием.
Ну уж нет, больше никогда! Драматург слишком для этого умен.
Он засмеялся и стал спускаться следом за ней. До чего же они предательски скользкие, эти камни! В лицо ударила россыпь мелких водяных брызг, и стекла очков тут же помутнели. Обрыв был невысок, всего футов пятнадцать, не больше, но спуститься по нему, не поскользнувшись, было не просто. Его поразило, как быстро, с ловкостью обезьянки, удалось ей спуститься с этого обрыва. И он вдруг подумал: Да ведь я ее совсем не знаю! Эта мысль посещала его дюжину раз на дню. Приходила и по ночам, когда он просыпался и слышал, как она тихонько постанывает, лежа рядом, что-то бормочет и даже смеется во сне. Колени у него какие-то негнущиеся, и он едва не вывихнул запястье, ухватившись за камень в попытке сохранить равновесие. Он запыхался, сердце громко и часто колотилось в груди, но улыбка светилась счастьем. Он тоже бодр и подвижен, особенно для мужчины своего возраста.
На острове Галапагос-Коув их часто принимали за дочь и отца, пока наконец не узнали, кто они такие.
В таверне «Китобой» к северу от их дома, куда он повел ее обедать в тот вечер. Там горели свечи, и они держались за руки. Хорошенькая молоденькая белокурая женщина с тонкими чертами лица, в белом летнем платье; высокий худощавый мужчина с покатыми плечами и морщинистыми щеками. На вид гораздо старше ее, очень воспитанный, говорит тихо. Эта парочка… А лицо женщины кажется таким знакомым…
Наконец он спрыгнул на землю рядом с ней, подошвы утонули в песке. Здесь шум прибоя был уже просто оглушительным. Она просунула руку ему под свитер и рубашку и обняла за талию, крепко-крепко. На них были почти одинаковые темно-синие вязаные свитеры, которые она заказала по каталогу «Л.Л. Бин»
[33]
. Они задыхались и смеялись так, словно им только что едва удалось избежать страшной опасности. Но в чем именно состояла опасность?.. Потом она привстала на цыпочки и крепко поцеловала его в губы.
— О, Папочка! Как же я тебе благодарна! Это счастливейший день в моей жизни!
И было совершенно ясно, что, говоря это, она ничуть не кривит душой.
Здесь этот дом называли «Капитанским». Построен он был в 1790 году для капитана дальнего плавания на отвесном обрыве над океаном. Густо разросшиеся кусты сирени защищали от шума движения, в особенности летом, когда оно становилось таким интенсивным на автомагистрали под номером 130.
«Капитанский дом» представлял собой типичное для Новой Англии сооружение из побитых непогодой камня и дерева, с пологими крышами и узенькими оконцами и довольно странной планировкой внутри — узкими прямоугольными комнатами с низкими потолками; комнатки наверху были совсем крохотными и продувались сквозняками. Зато внизу находились огромные камины, сложенные из камня, где человек мог встать в полный рост, с закопченными кирпичными полками; дощатые полы были прикрыты выцветшими коврами с бахромой. Во всем этом таились очарование и прелесть старины — немые свидетели прекрасных прошлых времен. Резные деревянные плинтусы и лестничные перила были ручной работы. Мебель преимущественно старая, антикварная, тоже ручной работы. Столы, стулья и застекленные шкафчики восемнадцатого века в стиле Новой Англии — плоские поверхности, простота прямых линий, на каждом предмете налет пуританской сдержанности и незамысловатости.
В нижних комнатах стены украшали морские пейзажи маслом, а также портреты каких-то мужчин и женщин, настолько безликие, что их можно было бы отнести к искусству примитивизма. Были здесь и пошитые вручную стеганые одеяла, и подушечки для иголок. Были представлены во множестве старинные часы, в том числе карманные, какие носили еще наши деды, и корабельные; высокие напольные немецкие часы в стеклянных футлярах; часы с музыкой; нарядные настольные часы в фарфоровых корпусах; часы в виде черных лакированных шкатулок, слегка помутневших от времени. («О, ты только посмотри, Папочка! Они все остановились в разное время, — заметила совершенно потрясенная этим фактом Норма Джин. — Ну разве не удивительно?»)
Кухня, ванная, а также все электрические приспособления были относительно современными, поскольку здесь все несколько раз обновлялось (что стоило немалых денег), но в целом в «Капитанском доме» пахло стариной, тленом и мудростью Времени.
Особенно в небольшом, с низким потолком и без окон подвале с земляным полом. Сюда надо было спускаться по деревянной лесенке, которая угрожающе раскачивалась и поскрипывала под вашими ногами, и светить фонариком, выхватывая из тьмы ажурное плетение паутины. Здесь, в подвале, находилась дровяная печь — к счастью, топить ее летом не было нужды. И еще здесь властвовал густой, тяжелый сладковатый запах гнили — так пахнут подпорченные яблоки.
Но к чему им было спускаться в подвал? Они и не спускались. Долго сидели на застекленной террасе, любуясь океаном; пили содовую с запахом лимона, держались за руки и говорили о том, что ждет их впереди, в ближайшие несколько месяцев. В доме царила тишина: телефон еще не подсоединили, и они стали приходить к выводу, что не так уж он им и нужен, этот телефон. «Зачем он? Скорее он нужен тем, кто хочет позвонить нам». Нет, конечно, телефон нужен. Без телефона никак не обойтись. Особенно Драматургу — ведь от переговоров с разными людьми зависела его карьера.
Затем они поднимались наверх и начинали разбирать вещи в самой большой комнате, где устроили спальню. И тут тоже находился большой камин, выложенный из камня. Стены были оклеены новенькими обоями в цветочек, из окна открывался вид на океан и густо поросшие можжевельником холмы. Кровать старинная, орехового дерева, с красивым резным изголовьем. В высоком овальном зеркале над туалетным столиком отражались их улыбающиеся лица. Нос, лоб и щеки у Драматурга обгорели от солнца и ветра; у нее личико было бледненькое, она защищала светлую чувствительную кожу от солнечных лучей широкополой соломенной шляпой. Она нежно втирала крем в его обожженную зудящую кожу. Что это? Оказывается, и плечи у него тоже обгорели? И она втирала крем в его плечи и руки, а потом целовала его ладони. Указывала пальцем на лица в зеркале и хохотала.
