– Старая карга, – однажды сказала про нее Клара, и, наверно, Мэнди услыхала. Такая все равно обиду вовек не простит, так стоит ли стараться?
Клара приготовила себе завтрак и поела в «зимнем саду»; она все еще не переоделась, сидела в купальном халате, вытянув перед собой загорелые ноги. Она листала иллюстрированные журналы, где советуют, как обставить комнаты, как «расширить» дом. У нее накопилась груда таких журналов, и она опять и опять их перебирала, словно никак не могла запомнить того, что видела. Часов в девять ей это надоело, она поставила посуду от своего завтрака в раковину, залила водой и пошла наверх одеваться. Выглянула в окна своей комнаты, потом пошла в другой конец дома посмотреть, не видно ли чего из тех окон, но там у Мэнди в разгаре была уборка. Кларе показалось, что издалека донеслись выстрелы, но в этих краях всегда слышно что-нибудь такое, да и не разберешь толком, выстрел это или нет, звук ведь мигом обрывается. Клара попыталась представить себе Кречета с дробовиком, и что-то кольнуло в сердце – то ли печаль, то ли страх, – так сразу он представился… она могла вообразить с ружьем и Лаури, хотя никогда не видела у него в руках оружия. Бывают мужчины особого склада (они лучше, спокойнее), они словно родились с ружьем в руках, оно само будто часть руки, ее продолжение, чтобы легче достать то, до чего не дотянешься, или достать быстрей, если жалко время терять. Вот Кларк-тот совсем другой: большой, добродушный, бесхитростный, он самый славный из троих сыновей Ревира, и в его руках ружье выглядело бы дико, совсем некстати… Клара одевалась, и все прислушивалась, и сама перед собой притворялась, что тревожиться не о чем. Сроду ни о чем не тревожилась, что это вдруг на нее нашло?
Что еще делала она в то утро, пока не приехал Джуд? После, когда она пыталась вспомнить этот день, она всегда медлила расстаться с тем, что было тогда самое приятное: мирный завтрак, солнце, греющее обнаженные ноги. И Джуд. Он постоянно ездил в Тинтерн, проезжал мимо самого дома и часто к ним заглядывал. А иногда заезжал и на обратном пути. Так же как Ревир или как те мужчины, у кого совсем нет работы, он мог разъезжать когда вздумается. Не всем людям приходится начинать работу в определенный час, а потом можно и кончить; Ревиру не приходилось приступать к работе по часам, но при этом неизвестно было, когда ее кончать, и получалось, что он работает с утра до поздней ночи или по крайней мере думает о своей работе. Мужчины слишком ленивые, слишком больные или старые для того, чтоб работать, тоже свободны, но от такой свободы им тошно и они в конце концов погибают; никому она не нужна, такая свобода. Мужчинам, во всяком случае, не нужна. Клара любила бездельничать, как любит праздность кошка или другой балованный и ленивый зверь; но она была уверена, что мужчинам непременно нужно работать, иначе они умирают.
Джуд приехал около одиннадцати, когда Клара была в саду. Она узнала подъезжающую машину по звуку. Джуд вышел из-за дома, руки в карманы, и улыбнулся ей. Клара выпрямилась, заслонила глаза рукой от солнца, и они поздоровались. Выходя в сад, она надела зеленую шляпу из жесткой соломки, чтобы волосы не выгорали на солнце.
– Он сегодня выехал спозаранку, – сказал Джуд (это не прозвучало вопросом) и дружески, но чуть беспокойно ей улыбнулся.
Он так часто улыбался, что от глаз лучами разбегались морщинки. Высокий, движения какие-то развинченные, и нисколько он не похож на Ревира. Ему можно сказать что угодно, с него, кажется, все как с гуся вода, а вот Ревир, наверно, всякое случайное слово и через его лет припомнит. До чего обидно, что Джуд такой некрасивый, почти урод, а еще обидней, что он женился на той старой жирной стервозе… хоть бы раз пригласила Клару в гости или сама к ним приехала, ведь всего в пяти милях живут… куда приятней было в прежние годы, когда Джуд был еще не женатый и все время вертелся возле Клары.
Они уселись на белых садовых стульях под бархатным дубом, и Клара налила Джуду апельсинового соку. Он принялся болтать. За разговором она все прислушивалась к далеким выстрелам и старалась при этом не морщить лоб: на лбу иногда заметны тоненькие черточки, настанет день, когда их уже не замажешь кольдкремом. Джуд сидел на своем стуле так, будто ему никуда больше не надо идти и некуда возвращаться. Ноги вытянул, длинные руки свесились низко-низко, пальцы лениво перебирают траву.
– У вас волосы отросли, вам идет, когда длинные, – сказала Клара наполовину шутя, наполовину всерьез.
Услыхав это, он откинул волосы со лба. Она всегда немножко поддразнивала Джуда, с ним приятно, а беспокоиться не о чем: смотрит он на нее с восхищением, и притом никогда ничего такого себе не позволит… – Как ваша малышка? – спросила она и тут же подумала о своем малыше, он стал уже не такой маленький. – Когда вы ее к нам привезете? Я люблю маленьких девочек… вот теперь у меня будет дочка.
И она положила руку на живот. Джуд отвел глаза, удивительно, какой он деликатный. И стал рассказывать что-то про Дебору, свою дочку. Этой Деборе пять лет. Клару чужие дети не очень-то занимали. Как-то в них не верилось. И она слушала вполуха, склонив голову в сторону Джуда. Лениво оглядела свои ноги, вытянутые на солнце, заметила, что и Джуд, будто ненароком, смущенно на них поглядывает. Оба замолчали. Клара вздохнула. Потом Джуд снова заговорил, на этот раз о своих заботах. Ревир, мол, его упрекает, что он медлительный, ленивый, чересчур добрый, – а как же ему быть? Все это было как-то связано с делами фирмы и Клару ничуть не трогало. Потом он спросил про новую веранду, и она сразу оживилась.
– Кларк мне ее построит. Я уже все придумала. Теперь мой муж один – полный хозяин всему лесному складу, и я могу взять всего, сколько захочу…
– Очень удобно!
– Кларк любит мне помогать. Он славный мальчик. Ну вот, а после этого мы заведем бассейн для плаванья.
Джуд одобрительно покивал.
– Они все ходят купаться на пруд, – продолжала Клара. – А там змеи, пиявки и полно всякого мусора. Барахло, а не пруд. Еще поранит кто ногу и заболеет столбняком, ведь бывает же так. Бассейн куда лучше.
– Да, наверно.
Клара помолчала минуту. Потом сказала:
– Кречет пошел на охоту.
– На охоту?
– Да. Я так думаю, мальчику охотиться полезно.
Джуд пожал плечами:
– Не знаю. Никогда не любил это занятие.
– Вон как?
– А что хорошего? Стрелять кроликов, птиц… чего ради? – Он посмотрел на Клару без улыбки. – Я не любитель крови. Пускай звери и птицы живут, жизнь и без того штука непрочная…
Клара призадумалась. Потом спросила:
– Кречет иногда с вами разговаривает, верно? Он ничего не говорил про охоту? Или про… про еду?
– То есть?
– Один раз он мне стал толковать, почему он не любит есть, а я над ним посмеялась. Не надо было мне смеяться, – медленно сказала Клара. – Он сказал, когда объедаешь цыплячью косточку, видно, как цыпленок устроен. И после этого уже не можешь его есть. Что-то вроде этого. – Она посмотрела на Джуда, глаза ее сузились. – По-вашему, в этом есть смысл?
