Книга Сад радостей земных, страница 61. Автор книги Джойс Кэрол Оутс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сад радостей земных»

Cтраница 61

И еще осталось покрытое золотистым загаром довольное тело, и столько воспоминаний, и обещание Лаури вернуться в воскресенье через две недели – раньше никак не получится, сказал он, так сказал, будто это его огорчало… и еще осталось смутное опасение, что зря она не береглась, как велел Лаури (он сам купил в аптеке что надо и немножко сердился, что у нее на это не хватило смелости)… да, может, и зря она ленилась. Хотя пока еще ничего не известно.

Когда Лаури в первый же день сказал: «Надо думать, у тебя нет охоты забеременеть?» – Клара прекрасно расслышала это слово, но тотчас выкинула его из головы. Больше она про это не думала. Будто слово это, как многое множество незнакомых, загадочных слов, какие читаешь в словаре, не имеет никакой силы, пока в него не поверишь. И потом, ведь беременеешь совсем не так быстро. Это Соня говорила. Соня сказала – некоторые женщины сколько лет хотят ребенка, да не получается, и это чистая правда. Некоторые люди говорят обратное, но это просто чтоб напугать девчонок. Соня отвергала и презирала без разбору все, что «говорят» – особенно что говорят женщины, это ее презрение передалось Кларе и на время прибавило ей храбрости. Ей представлялось, как Соня кривит губы, насмехаясь над дурами, которые только и знают, что каркать да других пугать (она-то их наслушалась, потому что связалась с женатиком). Соня теперь поминутно взрывалась, и Клара ее избегала: еще наговорит невесть чего. Быть может, Соню злило безмятежно-спокойное Кларино лицо, потому что в самой Соне любовь все растревожила, взбаламутила, выставила напоказ все колючее, угловатое и в лице и в характере. А Клара стала мягче, спокойнее. Порой лицо ее казалось бессмысленным – но это потому, что она была поглощена воспоминаниями, сосредоточенно перебирала их, сызнова приводила в порядок. За четыре дня их накопилось не так уж и много, они сливались друг с другом, чуть не все слились воедино. Но опять и опять вставали перед глазами образы самые любимые: Лаури в ту или эту минуту, Лаури смотрит на нее с тем или с этим выражением… Однажды какой-то человек через плечо что-то сказал Кларе – Лаури сгреб его, тряхнул, тот вырвался, сказал – отстань, мол, и Лаури на миг остановился, а потом кинулся за ним, ухватил одной рукой за шиворот, пихнул – и даже по напрягшейся голой спине и плечам видно было, до чего он взбешен. Когда он вернулся, ей было очень стыдно – потому что он разозлился не из-за нее, нет, он разозлился просто от нечего делать. Случай этот тоже запомнился накрепко. А всякий раз, когда она говорила вслух: «Я тебя люблю», слова эти вырывались мучительно, через силу, будто внутри у нее засел какой-то дьявол, и неистово метался, и не находил покоя. И еще вспоминалось: сноп солнечных лучей в окне (они остановились в чистеньких, но довольно шумных меблированных комнатах), несколько потеков на потолке, и все закусочные и ресторанчики, куда они заходили поесть, и как Лаури сжимал ее плечи или плавал вокруг нее широкими кругами… было о чем подумать.

Дни шли, и она все чаще задумывалась о ребенке от Лаури. Мысль пробилась сквозь толщу будней, разорванную ярким солнцем, и стало ясно: она беременна, иначе просто быть не может. Однако она ждала. У нее вошло в привычку грезить сразу и о Лаури, и о ребенке, они странным образом сливались в одно, и страшная поначалу мысль обернулась снами наяву, которых она теперь с нетерпением ждала. Если у нее родится ребенок, это будет ребенок Лаури, его подарок, не чей-нибудь, и уж он-то с ней останется. Поначалу Лаури несколько раз спрашивал: «А ты побереглась, сделала что надо?» – но потом перестал, потому что Клара очень смущалась. Иногда они сразу засыпали, и он не мог не знать, что ничего она не сделала, но забывчивость окутывала их обоих, точно ленивая теплынь побережья, и внушала: все хорошо… Кларе думалось: все всегда будет хорошо, будущее раскинулось перед ними, как побережье, как сам океан, без конца и края – но всегда один и тот же, неизменный, все можно предсказать заранее. Наверно, и у них так пойдет, как только Лаури начнет оседлую жизнь. Наверно, про себя он давно все решил и уж больше с ней не расстанется… но немного погодя, когда она вернулась в Тинтерн, пришлось ей отказаться от этой надежды и задуматься над совсем иным будущим.

Мысли словно бы текли в два слоя: на поверхности тревога – вдруг будет ребенок? Или еще – вдруг Лаури к ней больше не тянет и он ее бросит? Но это только так, поверху. А то, что было в глубине души, прорвалось однажды, когда она вдруг сказала Соне: – А хорошо бы родить ребеночка. И тут же спохватилась – что же это я такое говорю? Соня уж так презрительно фыркнула, будто забавы ради подкинула Кларе дохлую крысу или швырнула в лицо грязную тряпку. Но Клару это ничуть не задело. Она чувствовала себя точно растение, у которого стебель только с виду тоненький и слабый, а на самом деле крепкий, еще покрепче стали; вроде как полевые цветы – в непогоду их совсем прижмет к земле, а потом понемногу опять поднимутся и оживут. Первая ее мысль была: «Лаури будет зол как черт, скажет, почему я не побереглась». А потом она подумала: «Ребенок будет больше его, чем мой, ведь он старше». И вспомнилось, сколько раз он бывал ласковый, притягивал ее к себе мягко, словно невзначай… вот это было самое хорошее! В такие минуты они были по-настоящему вместе. На побережье Лаури, бывало, замечтается, и видно, что его занесло невесть куда, а замечтается она – и это как остановка на полном ходу, когда рад бы весь век больше не двигаться; но, несмотря ни на что, в иные минуты они были по-настоящему вместе.

Она очень привязалась к детям Джинни, особенно к маленькому. В воскресенье отправилась с ними на загородную прогулку, затеянную благотворительным обществом (хотелось чем-то занять время, дожидаясь Лаури, он обещал прийти не раньше восьми), и все просила, чтоб ей дали подержать малыша, даже когда Джинни не прочь была понести его сама. Джинни опять была беременна. Боб, ее муж, все еще не нашел работы, и они жили у матери Джинни.

Шли медленно, тесной компанией. Клара подумала – сегодня на гулянье все люди выглядят по-особенному, не так, как всегда. Старухи пришли в шляпках, в круглых черных соломенных шляпках, на которых красовались искусственные цветы, чаще всего фиалки. Мужчины почти все явились в парадных костюмах, хоть видно было, что им и жарко, и неловко. Джинни надела прозрачное платье с длинными рукавами, она уже посадила на него пятна – пока ехали в машине, пролилось молоко из бутылочки, которую захватили для маленького, – но лицо ее порозовело от музыки, от праздничного оживления, и ее, видно, не огорчало, что Боб идет не рядом, а на несколько шагов впереди. На Клару поглядывали, и она лениво, мечтательно улыбалась в ответ: не диво, что люди смотрят, на нее стоит посмотреть, и она готова вознаградить их за это. У пивного павильона добровольной пожарной команды – это была самая большая из всех разбитых на лугу палаток – стояла Соня со своим дружком, но Клара к ним не подошла. Джинни подтолкнула ее локтем и сказала:

– Вот нахальные, а?

Клара только пожала плечами. Так удивительно, но и радостно, тепло на сердце, и надо установить какое-то равновесие между своей тайной, которую она теперь уже твердо знает, и этим пестрым, шумным праздником, и никак не опомниться от удивления, что есть у нее этот секрет, которого никто-никто не знает, даже Джинни.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация