— Правильно, он будет как на лифте кататься туда-сюда, а нам придется за него под пули лезть.
Леденец обернулся, на лице его было написано преувеличенно радостное удивление:
— Ты не понял, что ли? Я же сказал: заткнись. А то ушибу ненароком.
— Ладно-ладно, — оскалился Ватикан. — Посмотрим, что ты позже скажешь, когда…
— Когда что?
— Сам увидишь, что…
* * *
В кузове грузовика Шептун щелкал тумблерами, вычленяя из массы малозначащих фраз крупицы ценной информации, и, не поворачиваясь к Близнецу, передавал:
— Так, группа «Гроза» идет по Петровке, прошли Кузнецкий мост, продолжают движение к Театральной площади.
Близнец пощелкал клавишами «notebook», вводя необходимые данные. На мониторе компьютера серый треугольничек переместился от Петровских линий к Кузнецкому мосту.
— Звено бронетранспортеров «Сентябрь-068» движется по Большой Лубянке, прошли Варсонофьевский переулок, идут к Кузнецкому мосту.
И вновь дробь клавиш.
Шептун на секунду замер неподвижно, прислушиваясь к раздающимся в наушнике голосам, потом сообщил:
— Четыре «Ми-24» идут из Тушино. Сейчас они в районе метро «Аэропорт». Две группы быстрого реагирования вошли в метро. «Молния» идет от «Лубянки» к «Охотному ряду». «Смерч» — к «Кропоткинской», прошли «Библиотеку имени Ленина». Взвод срочников ВВ перекрыл переход на станции «Кузнецкий мост», еще один блокирует переход на «Охотном ряду». Взвод десантников перекрыл «Боровицкую».
Шептун оттолкнулся ногами от пола, прямо в кресле подкатился к компьютеру и посмотрел на карту. Блокпосты все еще закрывали крупные магистрали, однако большая часть войск спешно стягивалась к центру. Оставались еще лазейки, через которые команда террористов могла вырваться из оцепления, но было их ничтожно мало.
Близнец поправил очки, взглянул на стоящие здесь же, на панели, электронные часы и констатировал:
— Они уже должны быть за пределами опасной зоны.
Шептун еще раз внимательно осмотрел схему, вернулся к передатчику, взял переговорное устройство:
— «Москва-один», ответь «Осени». «Москва-один», я — «Осень», ответь мне.
Динамик ожил:
— «Осень», я — «Москва-четыре». У нас потери. Четверо. Возможно, пятеро.
— Где вы находитесь?
— В нейтральной полосе.
Близнец ввел в компьютер необходимые данные.
— «Москва-четыре», — Шептун облизнул пересохшие вдруг губы, — нейтральная линия еще открыта. Все остальные пути отрезаны. Немедленно уходите.
— Понял. Держите нас в курсе.
* * *
Ватикан повесил переговорное устройство на пояс и сообщил выжидательно смотрящим на него Леденцу и Дофину:
— Все, уходим.
Леденец посмотрел на часы.
— У Чубчика есть еще полторы минуты. Если он не появится, мы уйдем. Но не раньше.
Ватикан прищурился, челюсть его упрямо выдвинулась вперед.
— Ты что, г…к, считаешь себя самым главным? — спросил он звенящим, чуть подрагивающим голосом. — Я сказал: мы уходим.
— А я сказал: мы остаемся, — отрезал Леденец. — У Чубчика есть еще полторы минуты.
— Ты слышал, что сказал Шептун?! — заорал Ватикан. — Мы на волоске! Эти суки перекроют здесь все, и тогда нам не вырваться! Надо уходить сейчас, пока еще можно уйти!
Леденец пожал плечами и поднял автомат.
— Попробуй, — спокойно заявил он. — Предупреждаю: я всажу тебе пулю в башку и, честное слово, даже не пожалею об этом. А теперь иди, если хочешь.
Ватикан замолчал, тяжело рассматривая стоящего перед ним лысого бугая. В том, что Леденец способен выстрелить, он не сомневался. Боевой опыт имелся у них обоих. Им обоим приходилось убивать раньше.
— Ладно, — кивнул он и посмотрел на часы. — Минута десять.
— Ага, — протянул Леденец и присел на корточки, не опустив, однако, автомата.
Он понимал: срыв может произойти в любой момент — и не желал оказаться перед лицом опасности без оружия.
* * *
— Тяни! — закричала Белоснежка.
— Я стараюсь. — Бегемот выбивался из сил.
Айсберг помогал им в меру возможности. Он упорно цеплялся за неровные стены, чтобы хоть как-то облегчить двоим наверху их задачу. Хорошо, что в крови его был растворен метедрин, иначе он давно потерял бы сознание. Пуля, вошедшая в грудь, порвала правое легкое и сломала три ребра. Не так уж и мало. Однако Айсберг держался. Пока держался. Гигант хотел жить, как, впрочем, каждый из живущих. Он осознавал, что мины над головой тикают, секунды идут. Секунды, решающие все.
Бегемот, изо всех сил упирающийся ногами в искореженные рельсы, тоже посмотрел на мины. Он лучше других представлял себе, что могут натворить эти небольшие коробочки, весело подмигивающие красными хищными глазками.
— Сейчас все взорвется, — прошептал толстяк, — и мы погибнем.
— Айсберг спас тебе жизнь, — хрипло ответила Белоснежка. — Помни об этом.
Они рванули трос. Айсберг наконец получил возможность ухватиться за край провала и выбраться в тоннель. Он чуть приподнялся, опираясь мощными крепкими ладонями о бетон, и подался всем телом вперед, к спасительной глиноземной куче. Не сговариваясь, Бегемот с Белоснежкой подхватили гиганта под мышки и нырнули за насыпь.
В этот момент сработали мины. Огненный смерч прокатился по коридору. Бетонные кольца начали проседать, сначала медленно, затем все быстрее. Со звоном лопались прутья арматуры, хрустел бетон, не выдерживая веса оседающей породы.
Белоснежка скрючилась за завалом, закрывая голову руками. То же самое сделал и Бегемот. Айсберг не успел пригнуться. Сгустки глинозема, сметаемые ударной волной, засыпали всех троих. Однако это спасло боевиков от волны пламени. Нестерпимый жар лизнул спины, руки, головы и покатился дальше по тоннелю, постепенно сходя на нет.
Первым, как ни странно, пришел в себя Бегемот. Он вскочил на ноги с совершенно неожиданным для его комплекции проворством. В эту секунду за его спиной с грохотом осыпалось первое кольцо. Куски бетона и земли падали в пятиметровый колодец, заваливая его до самого основания, перекрывая тоннель, погружая их мир в абсолютную темноту. Первым позывом Бегемота было бежать, нестись прочь, подальше от опасного места. Переборов страх, толстяк нагнулся и принялся ощупывать обожженными пальцами пространство вокруг себя. Волдыри лопались, но сейчас он почти не чувствовал боли. Наткнувшись на чье-то плечо, потормошил:
— Эй, нам надо уходить.
Совсем рядом что-то с шумом грохнуло, покатилось.
— Нам надо уходить! — проорал Бегемот, сжимая плечо.
