— И не думал шутить. Он мне сказал, что собирается жениться на тебе. Потом, что улетает в Штаты и, насколько я понял, хочет взять тебя с собой.
— Пётр? — Ирина прижала руку к груди и засмеялась. — Да у нас с ним были чисто дружеские отношения. Ничего близкого. И потом, если бы я собиралась лететь с ним в Штаты, то хотя бы уволилась с работы. Ни о чём подобном и речи не заходило. Но, насколько мне известно, Пётр в ближайшие дни никуда улетать не планировал.
— Нет?
— Нет, — покачала головой она.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Та-ак.
— Что-то случилось?
— Похоже на то, — ответил я. — Скажи, а когда вы с ним познакомились?
— Да какое это имеет значение, милый?
— Может быть, и никакого, а может быть, наоборот.
— Примерно две недели назад.
— Где?
— Он зачем-то приходил в нашу больницу. Столкнулись случайно в коридоре. Вежлив, хорошо одет. Твой компаньон произвёл на меня приятное впечатление, но не более того. Пригласил пообедать. Пришёл с цветами. — Она снова посмотрела на меня, и в глазах у неё плясали золотые искорки. — Ты что, ревнуешь, милый?
— Да какое, к чёрту… Нет, ревную, конечно, — спохватился я. — Немного.
— Нет, не ревнуешь. — Ирина отодвинулась ещё дальше. — Что случилось?
— Это он предложил поехать ко мне в гости?
— Да, — кивнула Ирина. — Я отказывалась. Мы с ним едва знакомы, а он приглашает меня в гости к кому-то из своих приятелей. Но Пётр настоял. Впрочем, я рада, что согласилась.
Она снова придвинулась ближе, коснулась ладонью моей щеки. А я в тот момент думал совсем о другом. Пётр пригласил Ирину ко мне. Зачем? Он никогда ничего не делает зря. Почему именно Ирину? Свидетель покушения? Но свидетелем покушения был я. Этого достаточно. При чем же здесь Ирина? Какой во всем этом смысл? Этот парень, милиционер в штатском… показания. Разгадка была где-то рядом, но мне никак не удавалось ухватить её за хвост. Я почему-то вспомнил свою физиономию на записи. Продавщицу, говорящую: „У него была сломана рука“… Ирину, стоящую в дверях: „Вы похожи на римского патриция“.
Я едва не заскрипел зубами от досады. Чёрт! Мысль, нужная и очень важная, скользила по самому краешку сознания. Возможно, мне удастся поймать её позже.
„БМВ“ миновал пост ГАИ — я этого даже не заметил, — свернул на Волгоградский проспект и понесся к центру, набирая скорость.
Минут через десять Ирина сказала:
— Притормозите, пожалуйста. Вот здесь направо и во двор.
Двор был тёмный. Ни один фонарь не горел, свет падал только от подъездов. Справа армией немых уродцев стояли голые тополя.
Я почувствовал, что мне не хочется оставлять Ирину одну. На душе появилось странное тяжелое ощущение. Мне никогда раньше не доводилось испытывать ничего подобного. Наверное, именно это и называется дурным предчувствием.
— Будет лучше, если она поедет с нами, — сказал я, наклоняясь вперед.
Мафиозо отрицательно качнул головой:
— Нет. Будет лучше и безопаснее, если твоя женщина останется дома. Запрет дверь и не станет никому открывать и отвечать на телефонные звонки. Безопаснее и для неё, и для нас.
— Я так и сделаю. — Ирина улыбнулась Сергею Борисовичу, затем посмотрела на меня. — Третий подъезд, тридцать шестая квартира. Возвращайся скорее, любимый. Я буду тебя ждать.
Она закрыла дверь, и Сергей Борисович тут же нажал на газ.
— Ты не понимаешь, — начал я, но он перебил меня:
— Это ты не понимаешь. Твоя Ирина будет нам только мешать! Ты станешь все время следить, как бы с ней чего не случилось, и не сможешь сосредоточиться на реальной опасности! А если тебя убьют, у меня не будет ни единого шанса! Тебе хотелось освободить эту женщину? Похвальное желание. Теперь она в безопасности. Чего ты еще от меня хочешь? Чтобы теперь я опекал вас обоих? Нет уж, уволь. Мне достаточно и тебя одного.
Я промолчал. Спорить с ним — все равно что доказывать правоту автомату по розливу газированной воды. Надрывайтесь сколько угодно. Толку из этого — ноль.
— Так-то лучше, — кивнул он.
— Куда мы едем? — спросил я, глядя в окно.
— К банку.
— Зачем?
— Боря часто задерживается допоздна. Посмотрим, там ли он. Подождём, пока выйдет, и перехватим по дороге.
— Он не возит с собой телохранителей? — поинтересовался я.
Сергей Борисович покосился на меня в зеркальце, усмехнулся.
— Слышу речь не мальчика, но мужа. Ему не нужны телохранители. Он сам телохранитель.
— Как же мы его обезвредим?
— Просто. Я отвлеку, а ты врежешь по голове ломиком.
— Ломиком?
— Фомкой. У меня есть, в багажнике.
Новость меня не обрадовала. Я попытался представить, как бью человека ломиком по затылку, и… поёжился.
— Не волнуйся. Все пройдет как надо, — приободрил меня мафиозо и добавил: — Всё будет просто отлично. Вот увидишь».
* * *
Маков нажал кнопку перемотки. Видеомагнитофон зажужжал, словно собирался взлетать. Полковник, держа пульт в руке, смотрел в подернувшийся рябью экран. Он уже знал, что похитители акций встречаются завра утром на Курском вокзале. Двадцать минут назад оперативная группа вынесла труп из номера гостиницы «Измайловская». Горничным сообщили, что с одним из постояльцев случился сердечный приступ. Сработано было чисто и четко. Никакого чрезмерного интереса со стороны обслуживающего персонала.
Маков поджал губы. Все закончится завтра. Эта дурацкая, бессмысленная гонка наконец подойдет к концу. Ему стало спокойно. Он даже почувствовал что-то сродни равнодушию.
Полковник понимал, что им просто повезло. Очень и очень повезло. Первый раз за день. «Наружка» могла бы кататься за похитителями всю ночь и ничего не узнать. Конечно, утром вокзал так или иначе «всплыл» бы, но ФСБ не успела бы стянуть туда ни РУОП, ни ОМОН, Риск упустить похитителей возрос бы неимоверно. Сын Фролова мог отправить своего пацана за «бугор», или в квартире оказалось бы полно народу и сотрудники не смогли бы увезти мальчишку. Пацан у них — значит, и мамаша явится. По крайней мере домой. Как только узнает об исчезновении сына, так и придет. Теперь все должно пройти гладко. Маков в это верил,
Коновалов стоял у дверей, не рискуя подходить к столу. Выглядел майор бледной тенью, Он уже отправил своих людей по выявленным контактам сбежавшего милиционера, но результат оказался нулевым. Треклятый мент словно сквозь землю провалился. Допрос парня из налоговой полиции тоже ничего не дал. Маков подумал о том, что если беглец не проявит себя завтра к утру, то придется применить к налоговому полицейскому допрос третьей степени. Он отдавал себе отчет в том, что после подобной акции допрашиваемого придется устранить. «Однако лучше уж самому устранить кого-то, чем ждать, пока кто-то устранит тебя», — размышлял полковник.
