— Котлету с хлебом будешь? — спросил вдруг Алексей.
— Чего? — опешил майор.
— Котлету. Несоленую. Невкусную. С черным хлебом. От ужина у меня осталась. Проскурин вдруг захохотал. Громко, хлопая ладонями по коленям и вытирая слезы с глаз.
— Чего смешного-то? — тоже засмеялся Алексей. — Я подумал: мне тут, как буржуину, ужин прямо в постель подают, а ты небось голодный.
— Давай, — продолжая булькать смехом, сказал Проскурин. Алексей вынул из тумбочки в изголовье завернутый в салфетку бутерброд и протянул Проскурину. Тот взял, развернул, внимательно осмотрел громадную и тонкую как блин котлетину, понюхал и впился в нее зубами, промычав:
— Правда, несоленая.
— А я что говорил?
— Все равно вкусно. Проскурин быстро уничтожил бутерброд, вытер салфеткой пальцы и, скатав бумажный шарик, щелчком отправил его в урну у двери.
— Вот, уже можно жить. Спасибо.
— Не за что. На здоровье. Ты лучше скажи, что делать думаешь? — спросил Алексей, прищурившись.
— Кино смотрел «Место встречи изменить нельзя»?
— Ну смотрел.
— Так вот, момент, когда Жеглов с Шараповым об освобождении Груздева рассуждают, помнишь?
— О чем ты говоришь? — вздохнул Алексей. — Я уж не помню, как меня зовут, а ты про кино.
— Они там доказательств набрали кучу, трактовать их можно и так, и этак. И Жеглов Шарапову говорит: «Единственное неопровержимое доказательство — это Фокс». Он, мол, единственный и неповторимый свидетель. Так вот, друг ситный, у нас та же ситуация. Единственное доказательство, — заметь, единственное и неповторимое, — это самолет. Найдем твой самолет — отмажемся, не найдем — придется всю жизнь в подполье бегать. Ты когда-нибудь в лесной избушке жил, вдали от цивилизации?
— Ты что, смеешься, что ли? — недоуменно покрутил головой Алексей.
— Кто здесь смеется? Я такое местечко знаю — закачаешься. Прямо в центре тайги, в Сибири. Никто никогда не найдет. Будем на медведей ходить. — Проскурин засмеялся. — Ну а если серьезно, то есть у меня пара зацепочек. Мой бывший приятель, а теперь просто коллега помог кое-какие материалы достать. Если не возражаешь, пока время есть, посидим разберемся. Может, ты чего дельное подскажешь.
— Давай, — согласился Алексей. — Я, честно говоря, днем тут выдрыхся, если не считать, что на уколы будили, так теперь сна ни в одном глазу. Все одно время коротать надо. Давай посмотрим твои документы. Для начала они прошлись по сводке авиакатастроф. Список оказался достаточно коротким. Пятнадцать машин, из них пять — «МиГ-29М», включая самолеты Алексея и Поручика.
— Подожди-ка. — Алексей ткнул пальцем в один из пунктов — два «МиГ-29М». — Вот эти.
— А что с ними? — спросил Проскурин, глядя на указанные Алексеем самолеты.
— Мне бы отчет внимательнее поглядеть, — простонал Алексей. — Я бы тебе точно сказал, те это самолеты или не те.
— А что тебе в них не нравится? — не понял Проскурин.
— Смотри, в нашем случае комиссию видишь? Сивцов, Ромин и Быков.
— И что? — Проскурин посмотрел на собеседника.
— У нас на взлете у одного «сухаря» движок заклинило, это еще когда я только сюда перевелся. Аварийная посадка была. В результате самолет сделал круг, вернулся на полосу, летчик чуть не погиб. Как и положено, приехала комиссия из округа — Ромин, Быков и Осташенко.
— Ну?
— Что «ну»? Приехали они, заглянули к техникам на пять минут, а потом прямиком в штаб. Поболтали часок с командиром полка, в столовой офицерской потрапезничали и отбыли.
— Ну и в результате?
— В результате летчика отстранили от работы и двум техникам по шапке дали, якобы они что-то там при проверке испортили, сбили системы. У нас никто даже вникать не стал в эту ерунду. Лажа полная, любому понятно.
— А на самом деле что случилось?
— А на самом деле в ТЭЧ сказали: вроде бы птица в воздухозаборник попала, на подъеме.
— Ну, понятно. — Проскурин ровным счетом ничего не понимал в авиамеханике, но одно знал точно: если птица попадает в двигатель, то это сурово, самолет вполне может рухнуть.
— Пошли дальше. Смотри здесь. Авиационная часть, подчиненная, между прочим, Северо-Кавказскому военному округу.
— И что?
— Вот смотри. Вылет: двадцать пятого декабря. Летчики: Симаков П. А., капитан, и Лошников Г. Г., старший лейтенант. Задача: отработка ночного спаренного полета в условиях нулевой видимости. Далее. При отработке маневра перехвата самолет Симакова, неожиданно потеряв управление, сблизился с самолетом Лошникова и ударил его носовой частью в основание стабилизатора, что повлекло за собой полное разрушение стабилизатора, хвостовых плоскостей, неполадки в системе подачи топлива и пожар в двигателе. Самолет Лошникова, оставшись без рулей высоты и стабилизатора, потерял управление и рухнул в море. Оба пилота предположительно погибли. Обломки самолетов найти не удалось.
— Ну? Алексей отложил листы.
— Не мог Симаков ударить Лошникова в хвост.
— Почему?
— Симаков — ас. Он заканчивал училище годом раньше и был первым на курсе. О нем, наверное, до сих пор легенды ходят среди молодняка.
— Ну и что?
— Симаков — старший по званию, отличный летчик, что называется, от бога, идет в спарке с молодым старлеем. Кто ведущий, а кто ведомый, как ты думаешь?
— Ну, наверное, Симаков — ведущий, а этот… как его… Ложников…
— Лошников.
— Неважно. Он — ведомый.
— Но если Симаков — ведущий, а Лошников — ведомый, то как мог Симаков ударить Лошникова в хвост?
— Ну тут же написано: «неожиданно потеряв управление».
— Запомни, майор, раз и навсегда: самолеты неожиданно управление не теряют. Всегда есть несколько секунд первого сбоя, когда еще можно что-то предпринять. Асу, как правило, этого хватает. Зная стиль Симакова, могу предположить, что бы делал он.
— И что же?
— Увел самолет от ведомого. Столкновение — практически стопроцентная гибель по меньшей мере одного из пилотов.
— Не успел.
— Допустим. Что случилось с самолетом? Заклинило рули? Вышли из строя системы навигации? Но в этом случае самолет продолжает двигаться с начальной скоростью.
— Двигатель заглох.
— Это называется «пропала тяга». Ладно, допустим. Вышли из строя система энергоснабжения, система подачи топлива, пожар в двигателях. «МиГ» сбрасывает скорость.
— Стоп! Тогда Лошников должен был врубиться ему в хвост.
— Именно.
— Выходит, Симаков шел позади и…
— Что, мощность двигателей увеличилась? Не бывает такого. В любом случае Симаков держался бы на безопасном расстоянии, чуть выше или чуть ниже, чтобы не попасть в турбореактивную струю. Значит, у него было время, чтобы что-то предпринять. Не срастается, майор.
