Леня Маркиз любил женщин, за что ему частенько доставалось
от его боевой подруги и соратницы Лолы. Не то чтобы Лола его ревновала, ведь
когда они заключали свой деловой союз, Леня поставил твердое условие: ни в коем
случае не смешивать работу с удовольствием, иными словами, они с Лолой живут и
работают вместе, помогают друг другу, но сохраняют личную свободу. Лола тотчас
согласилась — не больно-то и хотелось, но отчего-то принимала Лениных временных
подружек слишком близко к сердцу.
Волей-неволей пришлось ограничить общение с подружками до
минимума. К слову сказать, Маркиз не слишком страдал. И уж совершенно не мог
представить себе, что может влюбиться в женщину без памяти, чтобы страдать и
мучиться, видеть ее во сне, а уж потерять от любви аппетит и похудеть на восемь
с половиной килограммов — это вообще ни в какие ворота не лезет!
— Так что же случилось с дамой вашего сердца, Артур
Альбертович? — осведомился Маркиз с ноткой недовольства в голосе. —
Надеюсь, она здорова?
— Разумеется, здорова, — абсолютно трезвым голосом
отозвался Руо, — в противном случае я обратился бы не к вам, а к врачу — к
счастью, Саломея Леонардовна жива, здорова и прекрасно себя чувствует! Но
кажется, у нее что-то пропало… или, наоборот, появилось, я не понял, и ей
требуется такой человек, как вы, — умный, ловкий и находчивый, чтобы
решить эту маленькую проблему.
— Так-так… — тихонько проговорил Леня, —
стало быть, проблема небольшая…
Такими деликатными словами Руо давал понять, что денег
Маркиз за эту работу не получит. Или получит, но немного. Леня хотел было
отказаться и по поводу неизвестной пропажи посоветовать обратиться к частному
сыщику — да хоть к тому же Анатолию Рысаку, человек знает свое дело, так что
можно смело его рекомендовать. Однако тут же он вспомнил, какие замечательные
гастроли были у Артура Руо в одна тысяча девятьсот восемьдесят первом году во
Владивостоке, как он мастерски переносил девушку из одной телефонной будки в
другую, на противоположной стороне арены, как беседовал одновременно с четырьмя
говорящими головами — мамой, папой, бабушкой и внуком (куда до него профессору
Доуэлю!), как превращал воду в шампанское, а обыкновенную подушку — в корзину с
фруктами, и решил, что для такого замечательного артиста он согласен на многое,
даже утешать старушку. Что там у нее пропало-то? Очки или набор для вязания?
Найдем…
Леня нажал на кнопку звонка, и за дверью раскатилась
заливистая соловьиная трель.
— Иду-у! — послышался тут же мелодичный голос.
«Странно, — подумал Маркиз, — Руо говорил, что
старушка живет одна, а тут явно присутствует какая-то молодая особа… впрочем,
возможно, она у нее просто гостит…»
Дверь распахнулась.
В первый момент Лене показалось, что на пороге стоит молодая
женщина, но потом, когда его глаза привыкли к освещению, он разглядел даму
несомненно преклонного возраста, как минимум на восьмом десятке, но хорошо
сохранившуюся, с прекрасной осанкой бывшей балерины и со следами былой красоты.
— Здравствуйте, молодой человек! — проговорила
дама приятным звучным голосом, при этом с интересом разглядывая Леню. — Я
полагаю, вы Леонид?
— Совершенно верно. — Леня церемонно поклонился и
еле удержался, чтобы не щелкнуть каблуками. — А вы — Саломея Леонардовна?
Меня прислал к вам Артур Альбертович…
— Милый молодой человек! — Дама улыбнулась. —
Он не забывает старуху!
— Ну что вы, разве вас можно назвать старухой! —
галантно воскликнул Маркиз.
Он хотел добавить, что Артура Альбертовича Руо также
довольно трудно назвать молодым человеком, но вовремя удержался. Такое
замечание могло бы косвенно указать хозяйке на ее собственный возраст.
— Вы тоже милый. — Дама слегка шлепнула Леню по
руке. — Но я уже не стесняюсь своего возраста. Однако что же это я держу
вас в прихожей! Пойдемте, мой друг!
Они прошли в большую светлую комнату.
В этой комнате царил черный рояль, на крышке которого стояли
букет начинающих вянуть роз в голубой фарфоровой вазе и фотография юной
красотки в серебряной рамке.
— Вот это я! — провозгласила хозяйка, показав на
фотографию. — Трудно поверить, не правда ли?
— Что вы! — галантно возразил Леня. — Вы
совершенно не изменились! Ну, почти не изменились…
— Лгунишка! — Дама довольно засмеялась. — Не
хотите ли выпить рюмочку коньяку? У меня есть очень хороший коньяк, его привез
из Франции Владимир Семенович. Тоже был милый молодой человек! Жаль, рано умер
— в восьмидесятом году… Ну, вы, конечно, знаете…
— Неужели… — Леня захлопал глазами, хотел
переспросить, но постеснялся. А хозяйка уже наливала коньяк из темной
запыленной бутылки в две крошечные рюмочки зеленого стекла.
— Будем здоровы! — проговорила она, подняв свою
рюмку. — Впрочем, в ваши годы о здоровье еще не задумываются.
Леня выпил коньяк (он оказался неожиданно хорош) и еще раз,
более внимательно, оглядел комнату.
Мебель в ней была антикварная — два массивных кресла со
звериными лапами, круглый столик на резной ножке, стеклянная горка с
фарфоровыми безделушками, диван с прямой деревянной спинкой. По стенам были
развешаны пожелтевшие афиши, фотографии в деревянных рамках, несколько картин.
Одна из этих картин представляла собой женский портрет.
Изображенная на нем красавица в зеленоватом шелковом платье сидела на открытой
веранде, залитой утренним солнцем. В ее лице было несомненное сходство с
фотографией на рояле.
— Да, это мой портрет работы Андрея Николаевича! —
произнесла Саломея Леонардовна с гордостью, проследив за Лениным
взглядом. — Он ухаживал за мной, но я отдала предпочтение Виктору
Романовичу… это мой первый муж.
Леня хотел было спросить, кто такой Андрей Николаевич, но
постеснялся показать свою неосведомленность. Ему показалось, что написанные в
похожей манере портреты он видел в Русском музее, а может быть, даже в
Эрмитаже…
— Ах, какое было дивное время! — проговорила
пожилая дама, поднявшись и облокотясь на рояль. Поправив волосы кокетливым
жестом, она пропела: «Целую ночь соловей нам насвистывал…» — Оборвав романс,
подошла к стене и показала на фотографии: — Вот здесь я с Михаилом
Афанасьевичем… а здесь — с Константином Сергеевичем… а здесь — с Рубеном
Николаевичем…
У Лени слегка закружилась голова — то ли от коньяка, то ли
от удивления. Впрочем, от такой капли коньяка это маловероятно… Допустим,
Михаил Афанасьевич — это Булгаков, Константин Сергеевич — Станиславский…
однако! Да быть не может! А кто такой Рубен Николаевич? Лица на фотографиях
были мелкие и все какие-то похожие — прилично одетые мужчины, завитые женщины —
кажется, это называлось перманент…
— Да, мой друг, — скромно улыбнулась дама, —
вот с какими людьми свела меня судьба! Я и сама иногда не верю… именно поэтому
так важно их вернуть!.. Но я надеюсь, что вы справитесь. Артур Альбертович
говорил, что вы очень способный… а он разбирается в людях! И вообще, он очень
милый молодой человек… Ах да, я вам это уже говорила!
