Как бы там ни было, сейчас первоочередной задачей
компаньонов было выбраться из подвала.
Впрочем, это было не слишком сложно: Лолина машина проломила
свод и стену, и сейчас сквозь образовавшийся пролом смутно виднелось тускло
светящееся ночное небо.
Леня полез вверх по груде камней и глины, образовавшейся на
месте обрушенной стены. Лола последовала за ним, бросив напоследок грустный
взгляд на свою обожаемую машину. Она была в таком виде, что о ремонте можно
было забыть. Лола даже всхлипнула от расстройства.
— Что ты там пыхтишь? — спросил Маркиз,
оглянувшись на свою боевую подругу.
— Сам ты пыхтишь! — обиделась Лола. — Ты
черствый, равнодушный человек, как все мужчины! Я потеряла, можно сказать,
друга… или подругу… а тебе нет до этого никакого дела!
— Это о ком ты? Неужели ты поссорилась со своим
косметологом Розой Тиграновной?
— Типун тебе на язык! Я о своей машине! Я была к ней
очень привязана!
Маркиз почувствовал угрызения совести: как-никак это он
втянул Лолу в историю со старухиными дневниками, значит, на нем лежит вина за
погубленную машину…
— Не переживай, Лолка! Я куплю тебе новую, какую захочешь…
— Легко говорить! Я была привязана именно к этой
машине… разве можно заменить старого друга новым? Допустим, если бы ты потерял
Аскольда… или я потеряла Пу И…
Она на мгновение замолчала, потрясенная такой ужасной
перспективой, но после небольшой паузы с живейшим интересом спросила:
— А купишь мне двухместную спортивную «БМВ» с
откидывающимся верхом?
— Зачем тебе откидывающийся верх в нашем
климате? — проворчал Маркиз, взобравшись на самый верх каменной осыпи.
Отсюда можно было дотянуться до проломленного каменного
свода, а там уже совсем близко была поверхность земли. Леня привстал на
цыпочки, потянулся к каменной арке… но щебень под ним заскользил, и он, как
горнолыжник или сноубордист, плавно съехал на другую сторону осыпи и снова
оказался в подвале, правда, в другой его части.
— Ленька, ты куда делся? — раздался у него над
головой голос Лолы.
Он не успел ответить, потому что сверху на него посыпалась
земля, мелкая щебенка, и в облаке пыли к нему съехала сама Лола.
— Рекордное время в скоростном спуске показала
спортсменка Чижова, Российская Федерация! — прокомментировал Леня
эффектное появление своей боевой подруги.
— Ну вот, — проворчала Лола, отряхиваясь, —
придется начинать все сначала… а счастье было так близко! Кстати, о счастье…
что ты там сказал насчет откидывающегося верха в нашем климате? Как всегда,
пытаешься отмазаться? Нет уж, обещал любую машину…
— Тсс! — Леня сделал страшное лицо и прижал палец
к губам.
— Да что я тебя, не знаю… — продолжала
Лола. — Пытаешься отвлечь мое внимание…
Леня показал ей кулак, и она поняла, что он не шутит.
Теперь и сама она, прислушавшись, расслышала раздающиеся
где-то рядом приглушенные голоса.
Леня поправил съехавшие на лоб ночные очки и огляделся.
Они находились примерно в таком же подвале, как тот, в
котором Маркиз был заперт полчаса назад. Единственным отличием этого подвала от
первого было то, что в дальнем его углу на высоте чуть больше человеческого
роста имелось квадратное отверстие. Из этого отверстия пробивался слабый
неровный свет, и оттуда же доносились те самые голоса, которые заставили Леню
насторожиться.
Один голос был холодным и сухим, как сброшенная змеиная
кожа. Он мог с одинаковым успехом принадлежать и мужчине, и женщине, а скорее
всего бездушному автомату. Причем не безобидному автомату для продажи кофе или
жевательной резинки, а, скажем, автомату Калашникова, если бы тот вдруг
заговорил.
Зато второй голос Леня узнал с легкостью: это был голос его
пожилой и весьма подозрительной заказчицы, представившейся ему как Саломея
Леонардовна Задунайская…
— Интересненько!.. — проговорил Леня и, подкатив к
стене большой круглый камень, вскарабкался на него, чтобы заглянуть в слуховое
отверстие.
Заглянув в него, он увидел еще одно подвальное помещение,
значительно больше первых двух. По стенам этого подвала располагались массивные
деревянные стеллажи, на которых были в несколько рядов разложены потемневшие от
времени дубовые бочки.
Посредине подвала, на невысоком каменном возвышении, стояла
горящая свеча, едва озарявшая помещение тусклым колеблющимся светом.
И по разные стороны от этой свечи стояли две женщины.
Одна — Саломея Леонардовна, она же Софья Закоркина, другая —
невзрачная, худощавая особа, известная Лоле в театре под именем Лены Потехиной.
Саломея Леонардовна держала в руке пистолет. Ее собеседница
на первый взгляд была безоружна, но Леня не обманывался на ее счет: твердая,
свободная стойка, цепкий взгляд и точные, экономные движения говорили о том,
что эта женщина сама является оружием, причем оружием безотказным и смертельно
опасным.
— Так вот ты какая! — проговорила пожилая женщина,
разглядывая более молодую. — А ты на него чем-то похожа…
— Это неудивительно! — прошелестел в ответ неживой
голос. — Как-никак он был моим отцом!
— Да, отцом! — подхватила старуха. — А я… я
вполне могла быть твоей матерью!
— Ха-ха-ха! — не рассмеялась, а проговорила вторая
женщина холодно и зло. — Трогательная семейная встреча! Сейчас разрыдаюсь!
Что же мне — мамочкой теперь тебя называть? Да я тебя назову как угодно, если
ты уберешься с моей дороги!
— Надо же… — продолжала Закоркина, — мы с
тобой — враги? Согласись, девочка, что это глупо! Мы ведь обе его любили! Что
нам делить?..
— Как — что? — прервала ее собеседница. —
Деньги! И кроме того, с чего ты взяла, что я его любила? Он не сделал мне
ничего хорошего! Отдал меня ребенком чужим людям, навестил меня всего два или
три раза… Что я ему «спасибо» должна говорить за свое счастливое детство?
— Тем не менее, девочка, давай в память о нем
помиримся, поделим наследство и разойдемся по-хорошему…
— Ишь как ты заговорила, «мамочка»! Думаешь, я поверю
тебе хоть на минуту? Я ведь прекрасно знаю, как ты расставляла ловушки, чтобы
поймать меня, как забрасывала приманку…
— О чем ты говоришь? — обиженно проговорила
Софья. — Какие ловушки? Клянусь, у меня и в мыслях ничего подобного не
было!
— Ну да, как же! Ты ведь у нас добрая мамочка! Прямо
ангел небесный! А кто подсунул этому дураку Алику свои дневники? Думаешь, я не
понимаю, для чего ты это сделала?
— Не понимаю, о чем ты…
— Очень даже понимаешь! Ты увидела на руке у Алика
татуировку — скорпиона и поняла, что он связан со мной. Нарочно положила на
виду тетрадки… ты была уверена, что он клюнет на них и выведет тебя на меня. И
вовсе не потому, что ты мечтала об этой трогательной встрече: просто ты знаешь
только половину папочкиного секрета и хотела выведать у меня вторую половину…
