Он находится рядом с трупом, и если его кто-то здесь
застанет, то именно на него и падет подозрение в убийстве… ведь сюда не заходил
никто, кроме него, — он сам не спускал глаз с этой злополучной двери и
заметил бы любого, кто в нее вошел…
Вот черт! Влип так влип…
Короче, надо отсюда удирать как можно быстрее.
Но как?
Леня огляделся. Ведь тот, кто убил этого человека, должен
был как-то сюда войти и, совершив убийство, каким-то образом выбраться отсюда…
За дверью туалета послышались приближающиеся шаги. Еще
совсем немного — и кто-то сюда войдет, увидит труп и Леню рядом с ним, поднимет
шум… Скорее всего та девка, что облилась томатным соком, уж эта заорет так
заорет, стены рухнут!
Дело шло на секунды.
В углу туалета было маленькое окошко, замазанное белой
краской. В другое время Леня не стал бы и пытаться выбраться через него —
окошко было на первый взгляд слишком маленьким. Но теперь ему приходилось хвататься
даже за соломинку.
Первым делом он плотно закрыл дверь кабинки, чтобы человек,
вошедший в туалет, не сразу заметил труп. Это могло дать ему полминуты, а то и
несколько минут запаса.
После этого, вспомнив свое цирковое прошлое, Леня открыл
шпингалет, распахнул окошко, подтянулся и высунул голову наружу.
Вдохнув холодный ночной воздух, он приободрился и вспомнил
фразу из сказки Андерсена: если прошла голова, то и все остальное тоже
пролезет…
Однако это оказалось не так просто: голова-то пролезла, а
плечи застряли. А это все Лолка, подумал Леня в раздражении, — постоянно
гоняет его в тренажерный зал качать мышцы, вот и накачал, так что теперь ни в
одно окно не пролезть. Нет, при его профессии гибкость гораздо важнее, чем
сила…
Он выдохнул, извернулся, выставил одно плечо вперед… и
каким-то чудом проскользнул в окошко.
Ловко спрыгнув на землю, Леня огляделся.
Он находился позади автозаправки, на самом краю Поклонной
горы.
Под ним виднелся заснеженный склон, круто спускающийся к Суздальским
озерам. Позади, за заправкой, раздавались обычные звуки ночного города,
проносились по Выборгскому шоссе машины.
Там, немного в стороне, стояла и его машина.
То есть, конечно, вовсе не его: Леня в который раз
порадовался, что не поехал на эту встречу на своей собственной машине, а
попросил Ухо угнать какое-нибудь неброское транспортное средство.
Так что теперь, если кто-то из посетителей или сотрудников
заправки даже запомнил марку и номер этой машины, это не приведет милицию к ним
с Лолой…
На заправке пока было тихо, из чего Леня сделал вывод, что
труп еще не найден.
Он отряхнул одежду и, воровато оглядываясь, пробрался к
машине, сел в нее и поехал как мог быстро.
Машину он бросил в нескольких кварталах от своего дома и
оставшийся путь проделал пешком. Это его взбодрило и даже немного успокоило.
Дома, разумеется, все уже крепко спали.
Из Лолиной комнаты доносилось негромкое повизгивание — это
Пу И снилось, что он спаниель и хозяева взяли его на охоту.
В Лениной комнате была тишина, но когда он полез в кровать,
оттуда раздалось возмущенное шипение — оказывается, Аскольд, воспользовавшись
его отсутствием, вольготно расположился поперек кровати и теперь совершенно не
хотел уступать хозяину место…
Они кое-как договорились с котом о разделе территории (то
есть Аскольд милостиво уступил Лене самый краешек кровати), и Леня провалился в
глубокий сон.
Ему снилась ожившая колода карт таро — Отшельник с горящим
фонарем в руке брел по дороге, то и дело останавливаясь и оглядываясь по
сторонам, Шут бежал вприскочку, высовывая язык и дребезжа бубенцами своего
пестрого колпака, величественно шествовал Император в золотой короне, следом за
ним кралась костлявая Смерть, опираясь на суковатый посох… а вверху, на холме,
возвышалась виселица с Повешенным… Как тот человек на ночной заправке, он был
повешен за одну ногу и медленно раскачивался на ветру…
Леня проснулся с головной болью, на сбившихся, скомканных
простынях. Аскольда уже не было — видимо, беспокойный сон хозяина его тревожил,
и кот удалился на кухню.
Леня поднялся, кое-как сделал зарядку (по сокращенной
программе) и отправился под душ.
Сильные струи контрастного душа вернули ему хорошее
самочувствие и свежую голову.
Он решил, что не все так плохо и ему, может быть, даже
повезло: по крайней мере теперь он ни за что не станет заниматься этими
чертовыми дневниками. Да уже и нужды в этом нет: наркоман, который убил этой
ночью человека с родимым пятном (или не наркоман, но это уже не важно),
наверняка уже выбросил старухины дневники в ближайший мусорный бак, купил себе
дозу и успокоился.
А ему, Лене, нужно отдать старухе ее деньги и в вежливой
форме дать ей понять, что он больше не занимается ее делами.
— Что-то ты, Ленечка, сегодня бледный, под глазами
тени… — заботливым голосом проворковала Лола, подавая ему вторую порцию
оладий, щедро политых сметаной, — ты, часом, не заболел или просто спал
плохо?
Лола всегда чувствовала, когда у него неприятности, тут ее
никак нельзя было обмануть. От ее внимания не ускользнул поздний уход ее
компаньона, и хотя еще более позднее его возвращение она благополучно проспала,
утром Лола прекрасно знала, что Маркиз явился очень поздно и дела его не в
лучшем состоянии. А в том, что Леня ночью уходил куда-то именно по делу, Лола
была уверена.
«Кот, что ли, ей рассказал?» — вяло подумал Леня, у него не
было сил что-либо скрывать.
Кот лежал на пуфике возле батареи и держался индифферентно,
а точнее, просто спал. Попугай Перришон, их третий питомец, сидя в клетке,
хитро посматривал через прутья.
Лола же, прекрасно изучившая своего компаньона и боевого
соратника за два с половиной года совместной жизни, знала, чем его взять. Как
всякий мужчина, Леня был падок на ласку и вкусную еду. Поэтому Лола встала
пораньше и напекла оладий по рецепту ее замечательной черноморской тетки
Калерии Ивановны. Лолина тетя гостила у них полгода назад, и с тех пор Леня
никак не мог забыть замечательную теткину кулебяку и пирог с рыбой, а также
запеченную баранью ногу, и гуся в яблоках, и фаршированные помидоры, а борщ-то,
дивный украинский борщ, густой и красный и непременно с пампушками!
Оладьи были не простые — развела блинную муку водой, да и
плюхнула тесто на сковороду. Тетя Калерия Ивановна такого не признавала. Нет,
по ее рецепту полагалось завести дрожжевую опару, и когда тесто поднимется, то
оладьи получаются большие и воздушные, на большой тарелке их помещается всего
две штуки.
— Да, что-то голова тяжелая, — пожаловался Леня и
алчно глянул на оладьи. — А варенья нету?
