— Из ревности? — Александра рассмеялась, и от
этого неожиданно похорошела.
То есть не то чтобы похорошела, но стало не так противно на
нее смотреть.
— Там о ревности и речи не шло. Мне Рита сама
рассказывала, что они с мужем живут каждый сам по себе, у него полно девиц, ей
это по барабану, у нее своя жизнь.
— Ну может, он разводиться не хотел, чтобы деньгами не
делиться? Чтобы жена львиную долю не оттяпала при разводе?
— Да какие деньги! — Александра махнула
рукой. — Рита говорила, что нет у него никаких денег. Фирмочка — так себе,
дохода никакого не приносит. Она его так и обзывала — бизнесмен хренов.
— А она вообще чем занималась? Дома сидела?
— Дома она как раз не сидела, это точно. Но и не
работала — в смысле, на службу не ходила. Но все время куда-то уезжала. И не то
чтобы в салон красоты или в солярий… То есть это тоже было. Но ведь сразу
отличишь по разговору, человек по делу встретиться собирается или так просто,
для удовольствия.
— Точно… Так что у нее за дела были?
— Вот про это я не знаю, — открестилась
Александра, — врать не буду. Кое-какие денежки у нее, конечно, водились,
но небольшие. Это по сравнению со мной они богачами казались. А зарплату мою
все время задерживали.
«Стало быть, убивать ее мужу было совершенно незачем, —
задумался Маркиз, — а тогда за каким бесом Окунь себе алиби обеспечивал?
Странно все это».
— Так, — протянул он, — тогда давайте по
минутам тот вечер распишем. Куда она ходила, что делала.
— Ну пришла она в три часа из фитнес-клуба. Сказала,
что перекусила в кафе и обедать не будет. Мне-то что? Мне еще и лучше, с
готовкой не заморачиваться. Пока я с уборкой возилась, кто-то ей позвонил, она
так послушала, в лице переменилась, потом сама звонить стала, любовнику.
— Кому? — поразился Леня. — У нее любовник
был?
— А как же! — невозмутимо ответила
Александра. — Все как у людей!
— А говорите, что муж не мог ее из ревности убить…
Александра поглядела на Леню очень красноречиво.
— Да ему начхать было на ее любовников! А может, он не
знал, потому что домой, к примеру, она никого не приводила, уж чего не было,
того не было.
— Ну вы прямо как отдел кадров! Может, знаете, и кто
такой был любовник?
— А как же! Евсюков Сергей Николаевич, Ритиного мужа
компаньон, одна фирма у них на двоих.
— Домработницы всегда все знают, — вздохнул
Маркиз, — что дальше было?
— Ну поговорила она с ним, вызвала на свидание, куда не
знаю, не расслышала. Причем он вроде не хотел, а она с угрозой так говорит —
приходи, мол, очень нужно. Договорились они около пяти. Потом я домой пошла, а
утром прихожу — тут милиция шурует вовсю. И консьержка говорит, что в квартиру
никто не входил. Муж вечером пришел часов в десять — она уж холодная. Еще
вопросы есть?
— Этот, любовник, какой из себя? — деловито
поинтересовался Маркиз. — Блондин, брюнет?
— Блондин, высокий, худощавый, Ритке еще со школы
блондины нравились. А муж у нее совсем не такой, я еще удивилась.
— Ну ладно, спасибо вам за приятную беседу. — Леня
сунул руку за деньгами, но вытащил бумажку, которая была в кармане норкового
пальто Маргариты Михайловны.
Бумажка оказалась билетом в Мемориальный музей-квартиру
писателя Панаева. Леня очень удивился, что в городе есть такой музей, и
отметил, что дата на билете стоит двадцать девятое марта, то есть именно в тот
день, вернее вечер, была убита хозяйка пальто. Стало быть, она назначила своему
любовнику встречу в музее. Оригинальное местечко для любовных свиданий, нечего
сказать!
Придется ехать сейчас в музей, посмотреть там все на месте,
заодно и культурный уровень свой повысить.
Леня поднял глаза. Перед ним на стене дома висела мраморная
мемориальная доска, которая гласила, что в этом доме с 1858 по 1861 год жил и
работал известный писатель-демократ Панаев.
Маркиз толкнул тяжелую, отделанную позеленевшей от времени
бронзой дверь и вошел внутрь.
Прямо напротив входа красовалось чучело медведя с подносом в
лапах. Чучело было все в проплешинах и потертостях, оно приветливо скалило
желтые зубы, как будто медведь гостеприимно улыбался немногочисленным
посетителям литературного музея.
На бронзовом подносе, где прежде гости писателя-демократа
оставляли свои визитные карточки, красовалась картонка с часами работы музея (с
двенадцати до шести, выходной вторник) и строгим предупреждением не мусорить в
музее-квартире и не трогать руками экспонаты.
Справа от входа за низеньким, обитым бархатом барьером мирно
дремала престарелая гардеробщица. Почти все вешалки у нее за спиной были пусты,
только на одной сиротливо красовалось потертое драповое пальто неопределенного
цвета, видимо, собственное пальто гардеробщицы. Леня громко кашлянул.
Гардеробщица всхрапнула, открыла глаза и удивленно уставилась на посетителя.
Разглядев его, она потянулась и проговорила:
— Молодой человек, казино через дом, на углу, а тут
литературный музей…
— Вот он-то мне и нужен! — ответил Леня,
протягивая ей куртку.
— Вход десять рублей, — сообщила гардеробщица,
положив на барьер номерок.
— А и недорогая же нынче культура… — Леня протянул
десятку и направился вверх по лестнице, мимоходом потрепав медведя по лысеющему
загривку.
На втором этаже, перед входом в саму квартиру прогрессивного
писателя, дремала на стуле интеллигентная дама лет шестидесяти в сползших на
кончик носа очках и зеленом пиджаке с табличкой: «Сырникова Анна Семеновна.
Экскурсовод».
При подходе Маркиза она встрепенулась, вскочила со стула и
заговорила слегка заспанным, но хорошо поставленным голосом школьной
учительницы:
— Вы пришли в музей-квартиру выдающегося деятеля
русской культуры девятнадцатого века, писателя-демократа Ивана Ивановича
Панаева. В этой квартире Иван Иванович провел три года, особенно важные для
развития и становления его литературного дарования, а также для формирования
демократического мировоззрения… в нашем музее вы можете увидеть личные вещи
писателя и черновики некоторых его произведений…
Анна Семеновна проследовала в первую комнату, судя по
скудной обстановке — прихожую, широким жестом приглашая за собой Маркиза, и
продолжила:
— В этом зале, с которого начинается наша экспозиция,
вы можете увидеть галоши Ивана Ивановича, его трость и шляпу. Это не простая
шляпа, обратите на нее особое внимание. Известно, что однажды весной тысяча
восемьсот шестидесятого года эту шляпу по ошибке надел Николай Алексеевич
Некрасов. Таким образом, эта скромная шляпа не только является важным
экспонатом нашего музея, но также представляет собой свидетельство близкой
дружбы двух замечательных деятелей русской демократической культуры…
