— Что делать, босс? — повторил скуластый.
— Вот что, Санек! — решительно проговорил
Иван. — Быстро выдвигайтесь к нему в квартиру. Я вам подошлю подкрепление,
но ваша задача, чтобы до подхода основной группы никто из квартиры не ушел.
Понятно? Никто! И самое главное — Окунь мне нужен живым! Ты понял — живым!
— Понял, шеф! Не первый год замужем! — бодро
отозвался Санек и отключил сотовый телефон. Затем он вытащил из бардачка
пистолет и повернулся.
В глубине микроавтобуса находились еще двое: широкоплечий
крепыш в желтой кожаной куртке листал русско-английский разговорник и бубнил со
страшным акцентом короткие фразы. Мужчина постарше, с выступающим кадыком и
трехдневной щетиной на ввалившихся щеках, дремал, откинувшись на спинку
сиденья. Из его приоткрытого рта посверкивали несколько золотых зубов.
— Эй, Фикса, просыпайся! — проговорил Санек,
снимая свой пистолет с предохранителя. — Чиф, кончай зубрить! Все равно
все не вызубришь! И на фига тебе этот английский? Кому ты там, за бугром,
нужен? Ша, работать идем!
— Всегда готов! — Чиф отбросил разговорник,
потянулся, проверил закрепленную под мышкой кобуру.
— А кто тут спит? — гнусавым, тягучим голосом
отозвался Фикса, приоткрыв один глаз. — Это, может, ты на посту спишь, а
я, в натуре, отдыхаю! — Он надел серую помятую кепку, тряхнул головой и
пропел с уголовной хрипотцой: — В Турции народу много, турок много — русских
нет…
— Обожди петь! — остановил его Санек. — Вот
выполним задание, тогда пой сколько хочешь!
— До этого еще дожить надо, — оборвал его Фикса с
кривой, нехорошей ухмылкой.
— Ты, это, не каркай! — Санек невольно понизил
голос. — Ладно, парни, пошли!
Все трое выбрались из автобуса, перешли дорогу, вошли в
подъезд Окуня.
— А к кому вы, мальчики? — осведомилась
консьержка.
— К кому надо, тетя! — Фикса весело ощерился на
нее своими золотыми зубами.
— А, ну ладно, ну ладно! — испуганно забормотала
та. Затем она понизила голос и сообщила: — Тут уже трое ваших проходили!
— Ну значит, нас уже ждут! — весело отозвался
Санек.
Все трое втиснулись в лифт. Санек потянул палец к кнопке
пятого этажа, но Фикса цыкнул на него зубом, отвел руку в сторону и нажал на
четвертый. Санек с умным видом кивнул.
Замок послушно чмокнул, и дверь начала медленно открываться.
«Вот и верь после этого рекламе! — тоскливо подумал
Окунь. — Говорили, этот швейцарский замок ни один вор не откроет! Нет,
точно говорят — замки только от честных людей!»
Он хотел сбежать в дальний конец квартиры, спрятаться, но
передумал. Все равно найдут. Да на самом деле у него полностью пропала охота
убегать, скрываться, бороться за свою жизнь. Пропала охота делать хоть что-то.
Все это бесполезно.
Он закрыл глаза, прижался спиной к холодной стене и покорно
ждал смерти.
Дверь с негромким скрипом открылась, послышались шаги
нескольких людей. Окунь не выдержал и открыл глаза.
Перед ним стояли трое: плечистый тип лет тридцати с
длинными, совершенно белыми волосами и круглыми, как у совы, глазами, смуглый
парень с пижонскими черными усиками и приземистый толстяк с выбритой наголо
головой.
— Вы говорили — телеграмма… — проблеял Окунь
слабым растерянным голосом. — Вы говорили — расписаться надо…
— Надо, — подтвердил беловолосый. — Ты у нас
везде, где надо, распишешься. И не один раз.
— Кровью, — насмешливо добавил бритый толстяк.
— Ну что ты, Серый, как ребенок! — лениво оборвал
его беловолосый, который явно был в этой тройке главным. — Зачем ты
человека пугаешь? Человек нам пока еще нужен!
«Я им нужен, — подумал Окунь со слабой надеждой. —
Может быть, меня не убьют…»
— Пока еще нужен, — повторил беловолосый,
подчеркнув слова «пока еще», и шагнул к Василию.
Василий еще плотнее вжался спиной в стенку. Он в ужасе
глядел в круглые совиные глаза.
Беловолосый легко, без замаха ударил его в солнечное
сплетение. Василий широко раскрыл рот. Он не мог дышать, не мог кричать, его
тело пронзила острая мгновенная боль.
— Это чтобы ты сразу понял, на каком свете
находишься! — спокойно пояснил беловолосый и вдруг тем же тоном, не
поворачивая головы, скомандовал: — Ахмет, к нам, кажется, гости. Выйди, встреть
их у лифта, а то невежливо как-то получается…
Смуглый парень кивнул, выскочил из квартиры.
Кабина лифта поднималась с негромким гулом. Ахмет занял
позицию чуть в стороне, сбоку от дверей лифта, достал короткий десантный
автомат, приготовился к стрельбе.
Как только гудение электромотора затихло и двери лифта
начали медленно разъезжаться, он нажал на спусковой крючок и прошелся по кабине
несколькими короткими очередями. Автомат стрелял на удивление тихо.
Отстрелявшись, Ахмет шагнул вперед и заглянул в кабину.
Она была пуста. Только собственное отражение Ахмета криво и
удивленно ухмылялось из простреленного зеркала.
— Ай, шайтан! — прошипел Ахмет, разворачиваясь и
вскидывая свое оружие.
— Ага, шайтан! — отозвался невесть откуда взявшийся
мужик в кепке, сверкая золотыми зубами. Его правая рука сделала молниеносный
жест, и легкий нож вонзился под гладко выбритый подбородок Ахмета. Смуглый
парень дернулся, выронил автомат и грохнулся затылком на облицованный
керамической плиткой пол.
Фикса оглянулся и сделал знак своим спутникам. Санек и Чиф,
пригибаясь, взбежали на площадку.
— «Турок много покалечил…» — тихонько пропел Фикса,
подкрадываясь к полуоткрытой двери квартиры.
— Говорят тебе — обожди петь! — шикнул Санек,
покосившись на мертвого Ахмета. — Вот выполним…
Оба замолчали. Фикса поправил кепку, цыкнул зубом и взялся
за дверную ручку.
— Ахмет, ну что там? — послышался из-за двери
озабоченный голос. — Как комиссия по встрече?
Фикса резко дернул на себя дверь, бросился на пол и
перекатился через порог. Однако не успел он подняться на ноги, как из коридора
трижды полыхнуло огнем. Фикса дернулся, сжал зубы и выругался.
Санек отскочил в сторону и замер рядом с дверью, Чиф
прижался к стене.
Фикса лежал на пороге, скрипя зубами от боли и бессилия. Из
аккуратной круглой раны на его шее толчками выплескивалась густая темная кровь.
— Шевельнуться не могу, — прошипел он злым,
бессильным шепотом. — Отбегал свое Фикса… Говорил же я — до конца операции
еще дожить надо, а это не у всех получается… — Он прикрыл глаза и вдруг
громко запел: — «Турки думали-гадали, догадаться не могли, не могли… и
собрались всем шалманом, к шаху с жалобой пошли…»
