— Зацепило, зараза! — прошипел он. — А я
сгоряча и не заметил. Ну ничего, кость не задета, как-нибудь доберусь до своих,
а там меня подштопают.
Он старался не думать о том, что потерял много крови и с
каждой минутой все больше слабеет.
Василий уже дошел до дверей квартиры. Воровато оглянувшись
на беловолосого убийцу, он хотел уже выскочить на лестничную площадку и
захлопнуть за собой дверь. Если бы это ему удалось, у него появился бы реальный
шанс спастись.
— Куда?! — рявкнул Сарыч и, преодолевая проснувшуюся
боль в простреленной ноге, в один прыжок нагнал Окуня. Василий испуганно
забормотал что-то невразумительное и послушно побрел рядом с беловолосым.
Они вышли на лестницу, захлопнули за собой дверь квартиры.
Сарыч вызвал лифт, втолкнул Василия в изрешеченную пулями
кабину и нажал кнопку первого этажа.
Кабина остановилась.
Выбираясь из нее, Сарыч снова почувствовал, что земля круто
уходит у него из-под ног. Он схватился за плечо Василия и крепко сжал его
железными пальцами — чтобы тот не принял его жест за проявление слабости.
Василий вздрогнул от этого железного пожатия и на мгновение
приостановился.
— Двигай! — прошипел Сарыч в его понуро
ссутулившуюся спину. — Не останавливайся!
Они поравнялись с каморкой консьержки.
Озабоченная тетка с коротко остриженными обесцвеченными
волосами выглянула в окошко и странным, сдавленным голосом проговорила:
— Постойте, Василий Романович, вам письмо!
— Ка… какое письмо? — проблеял Окунь,
споткнувшись, и полуобернулся на голос.
— Сказано тебе — не останавливайся! — Сарыч резко
подтолкнул его вперед.
В нескольких шагах от них виднелась входная дверь, а за ней
— машина, свобода, жизнь…
— Вот какое! — раздался за спиной консьержки
низкий скрипучий голос. Тетка с истерическим визгом отлетела в сторону, на ее
месте возник немолодой, приземистый мужчина с удивительно светлыми глазами,
тонкими презрительно поджатыми губами и редеющими волосами, словно приклеенными
к черепу. В руке его был большой тяжелый хромированный револьвер.
— Иван! — вскрикнул Окунь.
Сарыч вполголоса выругался, оттолкнул Василия, метнулся в
сторону, стараясь уклониться от пули, и одновременно вскинул правую руку с
пистолетом.
Может быть, он и успел бы опередить соперника, поскольку был
заметно моложе, но потеря крови сделала свое дело, словно притормозив его
движения, он потерял драгоценную долю секунды, и Иван успел дважды выстрелить,
прежде чем Сарыч нажал на спусковой крючок.
Сильное тело дернулось, ноги Сарыча подкосились, и он тяжело
рухнул на грязный пол подъезда.
Мужчина с редеющими, словно приклеенными к черепу волосами
вышел из комнаты консьержки, остановился над неподвижным телом Сарыча, секунду
посмотрел в его пустые мертвые глаза, но все же еще раз выстрелил — на этот раз
между глаз. Он привык не доверять очевидному и всегда ставить в любом деле
последнюю точку. Только после этого он повернулся в сторону Василия, который
полулежал в углу подъезда, по привычке крупно трясясь.
— Ну здравствуй, друг сердечный! — проговорил Иван
своим медленным, скрипучим голосом.
— Зд…здравствуй, Иван! — ответил Окунь и попытался
встать. — Ворвались, понимаешь, какие-то… и такое началось… Я просто чудом
уцелел!
— Действительно, чудом, — подтвердил Иван. —
Но ты не беспокойся, это ненадолго!
Он шагнул к Окуню, наклонился над ним, схватил за рубашку на
груди и одним рывком поднял Василия на ноги.
— Ты понимаешь, Иван… — суетливо заговорил
Окунь. — Я тут ни при чем… я про парк говорю… я все тебе объясню… Тут
такое дело непонятное…
— Объяснишь, — Иван кивнул и подтолкнул Окуня к
двери, — непременно объяснишь! Еще бы ты мне все это не объяснил! Ты
о-очень постараешься все это мне объяснить!
— Ты, наверное, все неправильно понял! — бормотал
Окунь, механически переставляя ноги. — Я ни в чем не виноват…
— Я-то все отлично понял! Я всегда все правильно
понимаю! — перебил его Иван и вытолкнул на улицу.
Когда дверь за ними захлопнулась, консьержка поднялась с
пола, опасливо выглянула из своей каморки. Подъезд расплывался перед ее
глазами, и она сообразила, что в суматохе потеряла очки. Снова опустившись на
четвереньки, принялась шарить по полу.
Те, кто носит очки, знают, насколько их бывает трудно найти,
поскольку ищешь их, само собой, без очков. Прошло несколько минут, прежде чем
консьержка нашарила свою пропажу.
Нацепив очки на нос, она облегченно вздохнула, выглянула в
окошечко и громко ойкнула, увидев распростертое на полу подъезда окровавленное
тело Сарыча.
Потянувшись к телефонному аппарату, который, к счастью,
уцелел, она пробормотала:
— Вот ведь говорили — спокойная работа, хорошая
прибавка к пенсии… Завтра же уволюсь и в жизни больше не пойду консьержкой
работать! Это я не вам! — ответила она в трубку. — Это милиция, да?
Приезжайте сюда скорее! Записывайте адрес…
Выйдя на улицу, Иван огляделся по сторонам и подтолкнул
Окуня к своей машине. Черный «ягуар» Ивана был припаркован в двух шагах от
подъезда.
— Садись за руль! — приказал Иван.
— Я… я не смогу! — отозвался Окунь, показав свои
трясущиеся руки.
— Мозгляк! — выдохнул Иван и сплюнул сквозь
зубы. — Ладно, сам поведу!
Он втолкнул Окуня на пассажирское сиденье, сам сел за руль и
отъехал от тротуара.
— Пристегнись! — приказал он Василию, скосив на
него глаза.
— За… зачем? — проблеял тот.
— На всякий случай! Затем, чтобы ты случайно не
выпал! — проскрипел Иван. — Затем, что я так приказал! Понятно?
— Понятно… — Окунь схватился за ремень, судорожно,
с третьей попытки застегнул замок.
— И ты тоже пристегнись! — раздался вдруг за
спиной Ивана резкий, неприятно высокий, словно скрип железа по стеклу, голос.
— Что за… — начал Иван, но за спиной у него резко,
злобно проскрежетало:
— Сидеть! Одно лишнее движение — и я тебе почки
отстрелю! И еще кое-что!
— Кондратий… — выдохнул Иван, глядя в зеркало
заднего вида.
— Он самый. — На заднем сиденье сел, распрямившись
как пружина, худой человек лет сорока с загорелой лысой головой и глубоко
посаженными серыми глазами. — Неужели, Ваня, ты думал, что мы с тобой
сегодня не встретимся?
Он приподнял руку, в которой был зажат небольшой черный
пистолет, ствол которого был направлен в спину Ивана.
— Чего тебе надо? — Иван лихорадочно искал выход,
но не находил его.
