Анатолий работал в цирке трансформатором.
Не громоздким прибором, понижающим напряжение электричества
в сети, а актером, в считанные секунды меняющим внешность.
Он появлялся на сцене в облике популярного эстрадного певца,
исполнял коротенький номер, скрывался на несколько секунд за ширмой и тут же
появлялся снова, но уже в виде известного политика или телеведущего. Или героя
Гражданской войны, персонажа многочисленных анекдотов. За ширмой его ждали
наготове двое ассистентов, которые помогали моментально переодеться и
загримироваться в соответствии с новой ролью. С одинаковой легкостью он мог
перевоплощаться и в мужчин, и в женщин, но все же предпочитал мужские образы. В
них он чувствовал себя более уверенно.
— И жил бы я себе припеваючи, — жаловался
Зевако, — да пострадал через две непременные и естественные для всякого
русского человека причины!
— Это через какие же? — подал реплику Маркиз,
поскольку Анатолий явно ее ожидал.
— Известно какие! — тяжело вздохнул Зевако. —
Водка и бабы! Если бы не это…
Анатолий начал выпивать. Сначала только по выходным, но
потом и в рабочие дни.
— Мастерство не пропьешь! — гордо заявлял он
директору цирка Артуру Васильевичу Щекотило в ответ на очередное последнее
предупреждение.
Щекотило краснел, бледнел, надувался как воздушный шар и
грозил суровыми санкциями.
Масло в огонь подлил сам Анатолий, как-то по пьяному делу на
спор с клоуном Мандариновым и ради шутки перевоплотившийся в строгого
директора.
В полутемном коридоре цирка он столкнулся с главным
бухгалтером, который принял его за Щекотило и дал на подпись важные финансовые
документы. Зевако эти документы подписал, а когда история вскрылась, директор
долго топал ногами, употреблял ненормативную лексику, лишил трансформатора квартальной
премии и обещал вообще уволить. Щекотило был вообще человек суровый, скорый на
расправу, артисты его боялись и за спиной называли маньяком.
До поры до времени выручала Анатолия только огромная
популярность его номера у зрителей. Публика встречала его молниеносные
перевоплощения на ура.
Конец его процветанию положила, как было уже сказано,
женщина.
Во время гастролей цирка по малым и средним городам России в
номере Зевако был предусмотрен специальный финальный аккорд. Анатолий
заблаговременно изучал внешность главного местного начальника, готовил его
грим, подбирал костюм и в конце своего номера появлялся перед зрителями в
образе мэра. В этом виде он говорил несколько ни к чему не обязывающих фраз и
показывал какой-нибудь несложный фокус. Зрители встречали это с энтузиазмом, а
сам городской начальник относился к такой бесплатной рекламе вполне
благосклонно. Особенно если гастроли приходились на предвыборный период.
Поскольку все городские начальники хорошо помнили известную фразу вождя
мирового пролетариата, что из всех искусств важнейшими для нас являются кино и
цирк.
Цирк находился на гастролях в одном старинном волжском
городе, вошедшем в отечественную историю героической обороной от
татаромонгольских захватчиков, когда в жизни Зевако случился непредвиденный и
трагический поворот. Его бессменная ассистентка Анфиса Фуфайкина потребовала,
чтобы Анатолий узаконил их длительные, почти семейные отношения.
Анфиса посчитала свое положение двусмысленным и недостойным
и потребовала, чтобы Зевако проявил решительность и поставил наконец штамп в
паспорте.
Анатолий был в принципе против брака, в особенности считал
женитьбу недопустимой для творческих натур, к каковым себя причислял, о чем и
сообщил Анфисе в простой и доступной форме.
— Ну ладно, — проговорила ассистентка
многообещающим тоном, — попомнишь ты этот разговор… творческая натура!
Будешь знать, на что способна рассерженная женщина!
— А я был маленько выпивши, — пожаловался
Анатолий, — и не придал ее словам значения… Через то и погорел!
Вечером во время выступления все шло своим чередом: Зевако
исполнял очередную сценку, прятался за ширму, стремительно переодевался…
В зале присутствовал главный местный руководитель, мрачный
мужчина с густыми сросшимися бровями. Номер ему, судя по всему, нравился.
Дважды на его мрачном лице даже промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее
улыбку.
Выступление подходило к концу, оставалась последняя
трансформация.
Анатолий нырнул за ширму, ассистентка подала ему костюм,
помогла быстро нанести грим, приклеила густые суровые брови, артист выскочил на
арену…
В первое мгновение зал погрузился в тишину, затем грохнул
оглушительным хохотом.
Не смеялся только мэр. Он еще больше помрачнел, потемнел
лицом, насупил густые брови, встал и покинул зал, через плечо бросив на Зевако
угрюмый взгляд.
Только тогда Анатолий опустил глаза и увидел, что вместо
брюк на нем надеты розовые дамские панталоны с кружевами.
Впоследствии выяснилось, что городской руководитель был
известен своей не совсем традиционной сексуальной ориентацией, которую тщательно,
но безуспешно скрывал. Появление Зевако в панталонах было воспринято как
злостный намек и провокация. Тем более что приближались местные выборы.
На следующий день начальник городской пожарной охраны
запретил вечернее выступление по причине пожароопасности большинства номеров и
высокой возгораемости циркового реквизита. Щекотило заперся с пожарным в
кабинете и пытался воздействовать на него всеми доступными средствами — то есть
предлагал ему постепенно увеличивающуюся сумму. Пожарный пыхтел, потел, вздыхал,
с жадностью смотрел на деньги, но упорно отказывался, говоря, что ничего не
может сделать.
Кроме того, к середине дня выяснилось, что артистов цирка
выгнали из гостиницы. В ней совершенно неожиданно начался ремонт. Директор
гостиницы прятал глаза и объяснял, что еще накануне не знал, в каком
катастрофическом состоянии находится здание.
В общем, гастроли пришлось срочно свернуть, вернуть деньги
за проданные билеты и с позором покинуть город.
Щекотило, естественно, понимал, кому обязан таким провалом,
и с треском выгнал Анатолия из цирка. Больше того, он постарался, чтобы того не
приняли ни в какую другую труппу.
— И остался я безработным. — Анатолий тяжело
вздохнул. — А ты, Леонид, сам знаешь, что такое цирк — музыка,
аплодисменты, восторг публики…
Маркиз вспомнил свои далекие цирковые годы — ни с чем не
сравнимый запах арены, запах опилок и конского пота, восторженные детские лица…
он хорошо понимал Анатолия! Тот, кто заразился этим вирусом, вирусом цирка,
выздоравливает с трудом. Если вообще выздоравливает.
— В общем, устроила мне Анфиса веселую жизнь! Сунулся я
в одну цирковую труппу, в другую, но мне везде в доступной форме объяснили, что
не хотят на свою голову неприятностей. Собрался я уже переквалифицироваться в
дворники или управдомы. Хорошо, встретил на улице одного старого знакомого, и
предложил он мне поработать в детективном агентстве…
