А этот человек — Селин? — стоял у киоска и читал журнал. Подойдя ближе, я разглядел, что это «Нью-Йоркер». Селин(?) положил его на место и посмотрел на меня.
— У них только одна проблема.
— Какая?
— Они просто не умеют писать. Ни один из них.
Мимо проезжало пустое такси.
— ЭЙ, ТАКСИ! — крикнул Селин.
Такси притормозило, он подскочил к машине, задняя дверь открылась, и он влез.
— ЭЙ! — закричал я. — Я ХОТЕЛ У ВАС СПРОСИТЬ!
Такси промчалось к Голливудскому бульвару. Селин высунулся из окна, показал мне средний палец. И уехал.
Первый раз за десятки лет я повстречал в этих местах такси — то есть незанятое, без пассажира.
Ну, дождь перестал, но тоска не проходила. К тому же стало прохладно, и пахло так, как будто кто-то мокрый испортил воздух.
Я втянул голову в плечи и отправился к Муссо.
У меня была кредитная карточка «Золотая Виза». Я был жив. И кажется, даже стал ощущать себя Ники Билейном. Я стал напевать мотивчик Эрика Коутса: Ад таков, каким ты его устроишь.
4
Я посмотрел в словаре Вебстера. Селин, 1891 — 1961. На дворе был 1993- й. Если он жив, значит, ему 102 года. Неудивительно, что ЛЕДИ СМЕРТЬ его разыскивает.
А тот, в книжном магазине, выглядел на 40–50. Ну ясно. Он не Селин. Или &% он придумал, как победить процесс старения. Взять кинозвезд: они снимают кожу с зада и приживляют к лицу. На заду кожа морщится позже всего. Последние годы они дохаживают с ягодицами вместо лиц. Пошел бы на это Селин? Кому охота дожить до 102 лет? Только дураку. И с чего бы Селину захотелось жить так долго? Все это — какое-то сумасшествие. Леди Смерть сумасшедшая. Я сумасшедший. Пилоты авиалайнеров сумасшедшие. Никогда не смотри на пилота. Поднимайся на борт и заказывай выпивку.
Я понаблюдал, как трахаются две мухи, и решил позвонить Леди Смерти. Расстегнул ширинку и ждал ответа.
— Алло, — послышался ее голос.
— М-м-м, — сказал я.
— Что? А, это вы, Билейн. Как продвигается дело?
— Селин мертв. Он родился в 1891 году.
— Статистика мне известна, Билейн. Слушайте, я знаю, что он жив… где-то… и в книжном магазине мог быть он. Вы что-нибудь выяснили? Он мне нужен. Очень нужен.
— М-м-м… — сказал я.
— Застегнитесь.
— А?
— Дурак, я сказала застегнись.
— А… Сейчас…
— Я должна определенно знать, есть он или нет его. Я вам сказала: у меня с ним не клеится. Психологический тормоз. Бартон рекомендовал вас, сказал, что вы один из лучших.
— А, да, кстати, я как раз сейчас работаю на Бартона. Пытаюсь разыскать Красного Воробья. Что вы об этом думаете?
— Слушайте, Билейн, распутайте историю с Селином, и я вам скажу, где Красный Воробей.
— В самом деле, леди? О, я бы для вас что угодно сделал!
— Ну например!
— Ну, убил бы моего любимого таракана, выпорол бы ремнем мать, если бы она была здесь…
— Хватит молоть! Я начинаю думать, что Бартон меня разыграл.
Беритесь-ка лучше за дело. Или вы распутаете историю с Селином, или я за вами приду.
— Одну минутку, леди.
Трубка у меня в руке молчала. Я положил ее на рычаг. Ох. За мной-то она явится без всяких тормозов. Меня ждала работа. Я поискал глазами: нет ли где мухи, чтобы убить.
Дверь распахнулась, на пороге стоял Маккелви и большая слабоумная куча дерьма. Маккелви посмотрел на меня и кивнул на кучу.
— Это Томми.
Томми смотрел на меня мутными глазками.
— Очень приятно, — сказал он.
Маккелви улыбнулся мне жуткой улыбкой.
— Так вот, Билейн, Томми здесь с одной целью, и эта цель — медленно превратить вас в лепешку кровавого куриного говна. Так, Томми?
— Угу, — сказал Томми.
По виду он весил килограммов сто семьдесят. Ну, состричь на нем шерсть — будет этак сто шестьдесят. Я любезно улыбнулся ему.
— Слушай, Томми, ты ведь меня не знаешь, правда?
— Угу.
— Так зачем тебе меня бить?
— Потому что мистер Маккелви так велел.
— Томми, а если мистер Маккелви велит тебе выпить твое пи-пи, ты выпьешь?
— Ты не путай моего парня! — сказал Маккелви.
— Томми, а если мистер Маккелви велит тебе съесть мамино ка-ка, ты съешь мамино ка-ка?
— А?
— Заткнись, Билейн, здесь разговариваю я!
Он повернулся к Томми.
— А ну-ка, разорви мне этого типа, как старую газету, разорви его в клочья и пусти к чертям по ветру, понял?
— Я понял, мистер Маккелви.
— Ну так чего ты ждешь, последней розы лета?
Томми шагнул ко мне. Я вынул из ящика стола люгер и навел на тушу.
— Стой, Томас, или сейчас тут будет больше красного, чем на всех футболках стенфордской команды!
— Э, — сказал мистер Маккелви, — откуда у тебя эта штука?
— Сыщик без машинки все равно что кот с презервативом. Или часы без стрелок.
— Билейн, — сказал Маккелви, — ты чушь порешь.
— Мне уже говорили. А теперь скажи своему парню «тпру», или я проделаю в нем такое окошко, что арбуз пройдет!
— Томми, — сказал Маккелви, — отойди назад и встань передо мной.
Томми повиновался. Теперь надо было решить, что с ними делать. Это было непросто. В Оксфорде мне стипендию не платили.
Биологию я проспал и в математике не отличался. Но до сих пор умудрялся остаться в живых. Кажется.
А пока что я сдал себе некоего туза из некоей заряженной колоды. Ход был за мной. Сейчас или никогда. Приближался сентябрь. Вороны держали совет. Солнце исходило кровью.
— А ну-ка, Томми, — сказал я, — на четвереньки! Живо!
Он посмотрел на меня так, как будто не очень хорошо слышал.
Я холодно улыбнулся ему и щелкнул предохранителем.
Томми был глуп, но не окончательно.
Он упал на четвереньки, встряхнув весь 6-й этаж, как землетрясение в 5,9 балла. Мой фальшивый Дали упал на пол. Тот что с подтаявшими часами.
Глыбясь как Большой Каньон, Томми глядел на меня снизу.
