– Она не помнит, – ответил Бишоп.
– Как? Ничего не помнит?
– Не совсем ничего. Она помнит, как проснулась утром, позавтракала, а потом – пустота. – Бишоп помолчал. – А что ты хотел после травмы головы? Ничего удивительного.
– Но как она ее получила? И как ей удалось пройти такое расстояние от гостиницы? Это же часа два пешком, если не больше!
– Понятия не имею.
– Я не видел там отпечатков подков, только от наших лошадей. Отпечатков протекторов тоже не было. Вообще никаких следов.
– Я тоже ничего не заметил.
Они подъезжали к Пансиону, и Квентин решил пока оставить тему. Только после того, как они передали Белинду ее обрадованным родителям, ответили на вопросы и выслушали (в основном Бишоп) слова благодарности и восхищения, он решил возобновить прерванный разговор.
Они сидели на веранде, за отдельным столиком в тени деревьев, потягивая пиво за счет владельцев Пансиона.
– Значит, ты заметил, что следов Белинды вокруг дома и на дороге не было. Может, ее кто-то туда привез? Или принес? Но зачем? Что вообще с ней произошло?
– Не знаю, – повторил Бишоп. – На этот вопрос тебе никто не ответит.
– Ты меня не понял. Я спрашиваю не о фактах, а о твоих ощущениях. Ты же знал, куда следует идти. А когда мы подошли к этой халупе, у тебя на лице было написано, что ты чувствуешь что-то недоброе. Чтобы такое заметить, не нужно быть телепатом.
Бишоп ответил не сразу:
– Старинное сооружение. И, как во всякой старинной постройке, в нем много... эха. Отголосков, – пояснил он. – К сожалению, мне неизвестна методика разделения временных наслоений. Я не могу определить, когда эхо возникло – сто лет назад или вчера. А может быть, и сегодня. Или двадцать лет назад.
Квентин долго смотрел на Бишопа.
– Двадцать лет назад это случилось не там, – тихо произнес он.
– Да, – кивнул Бишоп.
– Теперь я вижу, что знаешь ты много, – пробормотал Квентин.
Бишоп улыбнулся:
– Ну а как же еще? Всех своих людей я должен изучить досконально. Разве не так? Между нами секретов нет и быть не может. Иначе мы не сработаемся. Все мои люди, начиная от телепатов, способных улавливать чужие мысли, до эмпатов, мгновенно чувствующих чужую боль, – практически всё знают друг о друге.
Квентин покачал головой:
– Такая характеристика скорее отпугнет от вас потенциальных работников, чем привлечет.
– Ты уже испугался?
– Ответь сначала на мой вопрос, – продолжат Квентин. – Что ты учуял в той халупе?
– То же самое, что и в башне, когда рассматривал окрестности. Только там это ощущение продолжалось очень недолго, долю секунды, а в горах оно было сильнее. Я почувствовал что-то темное, холодное и древнее. Что-то недоброе. Проще говоря – зло.
– Какое зло?
– Никогда не сталкивался с чем-нибудь подобным раньше, потому не могу объяснить. Но одно точно – оно сидит там уже очень долго. Мы привели его в замешательство тем, что обнаружили Белинду. И еще я почти уверен, что именно оно затронуло твою жизнь двадцать лет назад.
– Откуда тебе известно? – Голос Квентина сделался резким.
– В башне ты схватил меня за руку. Помнишь? В ту секунду я сразу почувствовал, что все это как-то касается тебя. И тогда я сразу понял, почему ты постоянно возвращаешься сюда. Ты связан, я даже сказал бы – прикован к здешним местам не только своими воспоминаниями. Что-то еще тебя тут держит. И я уверен – ты будешь ездить сюда до тех пор, пока не найдешь ответы на свои вопросы.
– Может быть, ты мне их предложишь?
Бишоп покачал головой:
– Нет. И ты их не получишь. Потому что еще время не пришло.
– Ты говорил мне, что не провидец.
– Верно. Но только опыт подсказывает мне, что во многих событиях есть какая-то закономерность или ритм. Все подчиняется пульсу Вселенной. А во Вселенной все взаимосвязано причиной и следствием, образом действий. Я просто нутром чувствую, что существует определенный порядок. Иначе говоря, зло будет таиться здесь, пока не наступит подходящий момент.
– И этим подходящим моментом станет мой приход в твое подразделение, – горько усмехнулся Квентин.
– Не смешно. – На лице Бишопа появилась недовольная гримаса. – Если бы я мог поправить твое прошлое, я бы не замедлил сделать это здесь и сейчас, можешь мне поверить. Я не хуже тебя знаю, что такое постоянно смотреть назад и отворачиваться оттого, что впереди. Только меня прошлое не сломило. Надеюсь, что и тебя тоже не сломит.
– Ты в этом так уверен?
– Абсолютно. Как и в том, что несколько часов назад ты видел... да, Квентин, ты видел, как я иду к тебе. И ты знал, что я иду к тебе с предложением войти в мое подразделение.
Квентин рассмеялся горьким смехом:
– Нашел чем удивить. Я давно знал, что ты придешь ко мне.
– Потому ты и поступил в ФБР?
– Не совсем. После окончания колледжа и получения диплома юриста я некоторое время оставался без работы. Начал подумывать, не податься ли в полицейские. Потом я узнал о тебе и посчитал, что из твоей затеи со спецподразделением может что-то получиться. Я очень хотел войти в него.
– Но сам к нам не пришел. Ждал, когда я приду к тебе, – сухо заметил Бишоп.
– Человеку нравится, когда его ценят, – усмехнулся Квентин.
– Наверное, – согласился Бишоп. – Тем более такому, как ты. У тебя устойчивая репутация ненавистника коллективной работы.
– Что есть, то есть. Но мне кажется, мы отвлеклись. Тебе нужен мой ответ? Пожалуйста – я не собираюсь оставлять работу здесь.
– Тебе и не придется этого делать, Квентин. Я всего лишь прошу тебя повернуть голову и посмотреть вперед. Хотя бы ненадолго. А твое прошлое навсегда останется тут, можешь мне поверить.
– Девочка из моего прошлого умерла, – услышал Квентин свой голос.
– Я знаю. Девушка... женщина из моего прошлого находится вне моей досягаемости, словно она тоже умерла. По крайней мере до тех пор, пока Вселенная снова не даст мне в руки нужную нить.
– И ты совьешь из нее новое кружево? – Квентин покачал головой. – А если эта нить потеряна навсегда?
– Нет, Квентин, такого не может быть. Моя женщина не потеряна, как и твоя Мисси.
Впервые за столько лет ему назвали имя. Квентин почувствовал, как екнуло его сердце.
– Она умерла. И все, что я могу для нее сделать, – это выяснить причину ее смерти.
– Я помогу тебе, даю честное слово.
– Поможешь? Когда наступит время?
– Многое должно произойти только в свой час. Мы не должны нарушать естественный ход вещей.
