— Я знаю, знаю…
— Ты уверена, что поступаешь правильно, Рэнди?
— Иначе нельзя.
— Если бы ты сказала Бишопу…
— Нет. Не сейчас.
— В том нет твоей вины… и его тоже. Сколько раз ты мне твердила, что то, что должно произойти, то и случится.
— Иногда. Но не всегда.
Бонни выдохлась и, отойдя от сестры, села на кушетку. Ей надо было вновь зарядиться энергией.
— Даже если так, неужели ты уверена, что его реакция будет той же самой?
Миранда, не поднимая отяжелевших век, откинулась на спинку стула, но, несмотря на расслабленность позы, в голосе ее был металл.
— Потому что он тот же самый бесчувственный мерзавец, каким был прежде. Для него результат — это все, а какими средствами он будет достигнут, не важно.
— Так ли это? Сегодня он один человек, вчера был другим, а завтра…
— Он не меняется, Бонни. Выброси из головы эти глупые мысли. Мужчины всегда таковы, их характер не переломишь.
— А все потому, что некоторые женщины хотят, чтобы они такими и оставались, — с горечью сделала вывод Бонни, вспоминая о Стиве и бедной Эми, прощающей ему все и любящей его таким, какой он есть. А может, уже не есть, а был? Страшно даже думать об этом.
Для Миранды ничего не было скрыто из того, о чем думала сестренка. Даже слабый мысленный сигнал заставил ее напрячься. Глаза открылись, спина выпрямилась, она была готова к сражению.
Бонни опередила ее в атаке:
— Ты говорила, что Бишоп отнял у тебя возможность раскрыть дело Льюиса Харрисона и все лавры присвоил себе?
— Не совсем так. Он просто преградил мне дорогу и занялся этим делом сам.
— Все равно он поступил подло.
— Он так не считает. Он добился результата, может быть, скорее, чем я с этим бы справилась, а может, я вообще потерпела бы неудачу. Зачем тебе, Бонни, понадобилось ворошить прошлое и вспоминать это имя?
— Не знаю. Не отдаю себе отчета. — Бонни нервно вскочила с кушетки и прошлась по комнате. — Ты не будешь возражать, если Эми с утра будет здесь? Пока нет новостей о Стиве, она чуть ли не сходит с ума, а ее предки на нее крысятся. Здесь хотя бы она найдет с кем поговорить.
— Согласна. Но только «предков» надо поставить в известность.
— Разумеется, шериф. Спокойной ночи, Рэнди.
Сестры расстались.
Оставшись одна в гостиной, Миранда попыталась расслабиться, но это ей не удалось. Головная боль сменилась свинцовой тяжестью, а разговор с сестрой не принес облегчения, а, наоборот, оставил неприятный осадок.
Бонни, без сомнения, добрая девочка, чересчур добрая. С точки зрения Миранды, такая доброта уже опасна. Можно жалеть бездомных кошечек и собачек, рыдать навзрыд, когда кто-то гибнет, пусть даже заведомый негодяй, получивший по заслугам и показанный на телеэкране, но, однако, нельзя переходить грань, когда вообще теряется чувство справедливой злобы к подлым, отрицательным явлениям в жизни.
Вот, например, Бишоп. Можно ли жалеть его, когда он сам отвергает всякую жалость не только к своим жертвам, но и к своим соратникам?
«Что есть такое, что мы не нашли, но обязаны найти? Я не знаю, и ты не знаешь».
Как эти фразы смогли вспыхнуть в мозгу Миранды? Наверное, виноват в этом компьютер, который она держала включенным, задвинув его ширмой. Это был ее личный компьютер, более современный, чем те, что использовались в полицейском участке. Он был на два года моложе прежних моделей и охотно пичкал ее ненужной информацией.
Миранде хотелось стукнуть по бездушной машине кулаком и скомкать выползающее из принтера послание Бишопа, не читая его. Все же она его прочла.
Он передал ей срочное известие о том, что ей надо немедленно вскрыть файл Льюиса Харрисона. До сих пор дело о Розмонтском Мяснике не выдается для прессы, а держится ФБР под секретом, но для расследования преступлений в Гладстоуне это важно.
Миранда скептически отнеслась к этому «красному сигналу». За годы своей работы в полиции и на посту шерифа она поняла, насколько ФБР презирает их, мелких «насекомых», воюющих с преступностью на местах. Зачем Бишоп бьет тревогу и сообщает ей то, что мог бы в письменном виде давно извлечь из кармана пиджака? Однако опять же приобретенный опыт заставил Миранду вчитаться в сообщение, пусть оно и устарело за давностью лет.
Тогда Бишоп был еще простым агентом — как незаметно пролетели эти годы, почти шесть с половиной, — а доклад составляли два старших агента и их руководитель отдела ФБР в Лос-Анджелесе с участием представителей местной полиции. Миранда даже сомневалась, что Бишоп был как-нибудь связан с ними в то время.
Единственное, к чему он приложил руку, было подробное описание его финального противостояния с Льисом Харрисоном, закончившегося смертью последнего. Полицейский и федеральный агент были свидетелями того, что случилось, и оба подтвердили, что Бишоп действовал в пределах допустимой самообороны в возникшей перестрелке. Сухое изложение фактов самим Бишопом сразу же заставило напряженно работать воображение Миранды. Она представила себе мелькающие картинки, как в телевизоре, и скептически оценила их. И полицейские, и начальник Бишопа в ФБР были щедры на похвалы ему, но уже задолго до того, как Миранда вдоволь «накушалась» полученной информации, ей стал ясен главный смысл запечатленной в документах драмы. Один человек посвятил себя всего без остатка неустанной, продолжительной и безжалостной охоте за другим человеческим существом, отмечавшим свой путь по жизни чудовищными убийствами, и наконец вышел на него благодаря чуду. Это и вправду выглядело как чудо.
Почти на восемнадцать месяцев Бишоп проник в голову убийцы и угнездился там настолько вольготно, что тот уже не был в состоянии совершать преступления, тщательное планирование которых составляло предмет его особой гордости. Снова и снова, как только он выбирал себе жертву, тут же Бишоп оказывался где-то рядом, поджидая его и расставляя ловушки, оберегая намеченный убийцей объект так тщательно, что маньяк терял терпение и отказывался от замысла.
При этом Бишоп действовал не таясь, а, наоборот, нагло, в открытую, выставляя себя мишенью, которую Харрисон отчетливо видел, но был не в силах поразить. Он был тенью, следующей всегда и везде за убийцей, вторым его мозгом, успешно разрушающим все то, что задумал маньяк. До самого финала преступник пытался освободиться от паразита, засевшего у него в голове, но все кончилось крахом, и тогда он, как загнанное в угол животное, оскалился и бросился на своего преследователя, чем и обрек себя на смерть.
Миранда выключила компьютер и еще некоторое время сидела неподвижно, глядя на погасший экран. Она представляла себе, что значили эти восемнадцать месяцев адской умственной охоты для Бишопа.
Для нормального человека погружение на столь продолжительный срок в сознание кровожадного психопата закончилось бы в лучшем случае помещением в клинику без надежды на скорый выход оттуда.
