— Какие именно?
— Ну, например, почему в моей квартире нет ни одной фотографии и почти никаких свидетельств о моем прошлом.
— Некоторые не любят захламлять квартиру — даже семейными реликвиями. Возможно, дело только в этом.
— В таком случае это была бы странная ирония судьбы, — усмехнулась Фейт. — Ведь такой хлам — единственное, что в состоянии помочь мне вспомнить мою жизнь. — Она глубоко вздохнула. — Если мне двадцать восемь лет, то должны остаться какие-то доказательства того, что… что я их прожила. Аттестат об окончании школы. Какие-нибудь памятные сувениры и безделушки. Свитер, который связала мне мама. Но ничего этого нет. Как будто я пришла из ниоткуда восемнадцать месяцев назад, когда въехала в эту квартиру.
— Каждый приходит откуда-нибудь, Фейт. Но, может быть, вы по какой-то причине решили порвать со своим прошлым? Некоторые так поступают. Переехать в другое место, начать жизнь заново…
Фейт теребила ручку кофейной чашки, понимая, что этот жест выдает ее нервозность, но будучи не в силах совладать с собой.
— Возможно, так оно и было. Но что такого могло произойти, чтобы я захотела начисто стереть свое прошлое, прежде чем начать новую жизнь?
На этот вопрос ответил Бишоп, вошедший в кухню:
— Если хотите знать мое мнение, то это убийство.
— Амнезия?
— Согласно данным при выписке из больницы, да.
Он сердито махнул рукой прохожему, подавая ему знак идти дальше и не ждать, пока освободится телефон.
— Я видел заключение психиатра. Вроде бы она вообще не помнит ничего из своего прошлого, а не только несколько дней или недель перед тем, как врезалась в насыпь.
— Это временное или постоянное явление?
— Именно этот вопрос не дает покоя мне — как, очевидно, и медикам. Никто не знает, вернется ли к ней память. Она может вспомнить все или какую-то часть, а может и вообще ничего не вспомнить. Причем неизвестно, сколько времени может занять процесс восстановления памяти. Возможно, она завтра проснется, помня мельчайшие подробности.
— А возможно, для этого понадобятся годы?
— Так говорят врачи. — Он сделал паузу. — Мне это не нравится.
— Мне тоже. А где она сейчас?
Он выругался.
— Понятия не имею.
— Мы же условились, что ты ночью проверишь ее квартиру.
— Я так и сделал. Ее там не было.
— Ну?
— Ну и я оказался в тупике.
При всем ее богатом воображении Фейт никогда не думала об убийстве. По ее коже забегали мурашки.
— Что?! — Она в отчаянии рылась в памяти, но там не было абсолютно ничего, кроме беспросветной тьмы. К тому же ее усилия парализовывала мысль, что она, возможно, совершила нечто ужасное.
Бишоп продолжал, словно читая написанный текст:
— Немногим более двух лет тому назад вы жили в Сиэтле с матерью и младшей сестрой. Ваша сестра все еще посещала среднюю школу, мать работала библиотекарем, а вы днем исполняли обязанности секретаря в строительной фирме и вечером подрабатывали официанткой. — Он сделал паузу. — Я буду располагать всеми деталями, когда съезжу в Куонтико и получу доступ к архивам. Но факты достаточно просты.
— Какие факты? — с тревогой спросила Фейт.
Ей показалось, что стальной взгляд Бишопа слегка смягчился, но она отнюдь не была в этом уверена.
— К сожалению, ваши мать и сестра были убиты, а дом сгорел дотла.
Фейт ощутила потрясение, но это чувство было каким-то безличным, отстраненным. Она не могла представить себе даже смутный образ матери или сестры, поэтому не испытывала сильного горя, которое было бы естественным в подобных обстоятельствах.
— Кто был признан виновным? — осведомился Кейн.
— Дело еще не завершено — это все, что я могу сообщить. — Бишоп внимательно посмотрел на друга. — А доступ к материалам ограничен — возможно, потому, что им еще занимается ФБР.
— Могла Фейт быть свидетелем, нуждающимся в охране?
— Едва ли. В таком случае меня бы об этом предупредили, когда я пытался получить доступ к ее досье.
Фейт откашлялась:
— А может быть, я была… подозреваемой?
— Когда я обратился в полицейский департамент Сиэтла после того, как мне не выдали досье, мне сообщили, что у вас имелось алиби. Во время убийства и пожара вы обслуживали столики в переполненном ресторане, на глазах многочисленных клиентов. Но полиция отказалась сообщить что-либо еще. Очевидно, их материалы по этому делу также закрыты. Кейн посмотрел на Фейт.
— Итак, два года назад самые близкие вам люди были убиты. Преступники не пойманы, суда не было, приговор не вынесен. А через несколько месяцев вы переехали в Атланту и начали новую жизнь.
Фейт попыталась сосредоточиться.
— Это могло бы объяснить отсутствие некоторых вещей у меня в квартире — фотографий, семейных реликвий, старых писем и прочих вещиц, с которыми трудно расстаться. Если дом, где я жила, сгорел дотла, я могла лишиться всего.
Кейн перевел взгляд на Бишопа и нахмурился.
— По-видимому, никакое воображение не помогло бы мне представить, каким образом два нераскрытых убийства в Сиэтле могут быть связаны с дорожной аварией и исчезновением, происшедшими в Атланте два года спустя. Но перед нами Фейт — вполне реальное связующее звено.
— Пока мы не будем располагать всеми деталями, — сказал Бишоп, — нам не удастся узнать, есть ли тут и другие звенья.
— А детали мы получим, только если ты поедешь в Куонтико?
— У нас будет шанс получить их, если я поеду туда. Все зависит от того, насколько засекречено досье, — мой статус может оказаться недостаточно высоким для доступа, — объяснил Бишоп.
— Разве ты завтра не собирался возвращаться в любом случае? Какие-то новости в твоем отделе?
— Боюсь, у меня нет выбора. И я не знаю, когда смогу вернуться. — Бишоп сделал паузу. — Если бы я думал, что в состоянии сделать здесь что-нибудь, чего ты бы не мог сделать так же хорошо или даже лучше…
— Все равно ты не должен уезжать.
Бишоп налил себе кофе. Фейт была рада, что их внимание переключилось с нее на что-то другое. Ей требовалось время, чтобы справиться с шоком, вызванным известием об убийстве матери и сестры.
— Мне самому не слишком хочется уезжать отсюда, — признался Бишоп. — Пока не всплыли конкретные доказательства, поиски Дайны шли по накатанной колее — продвигаясь медленно и без особых неожиданностей. — Он посмотрел на Фейт. — Но когда вы вышли из комы и выписались из больницы…
Кейн снова нахмурился:
— Что ты имеешь в виду?
— То, что теперь статус-кво нарушен. Если кто-то заинтересован в этой истории и наблюдает за развитием событий, ему самое время что-то предпринять.
