— Шторм… — сказала я наконец, переведя дыхание и
справившись со своим голосом, — Шторм, дружочек, как же я тебе рада!
Мой косматый «дружочек» приветливо покосился на меня и даже
слегка вильнул хвостом, но тут же повернулся к поверженному «налогоплательщику»
и зарычал с новой силой.
— Уберите зверя! — взвыл американец, от страха
даже утратив свой немыслимый акцент. — Я гражданин Америки! На меня нельзя
рычать!
Шторм не разделял этого мнения и для усиления устрашающего
эффекта клацнул огромными желтоватыми зубами перед самым лицом американца.
— Он не только рычать будет, — раздался рядом со
мной скрипучий голос Парфеныча, — он сейчас тебе откусит что-нибудь
лишнее!
— Что? — в ужасе спросил Эндрью.
— А это уж он сам выберет, — осклабился
тот, — раз на раз не приходится. Помню, одному бандиту он… — Парфеныч
покосился на меня и замолчал, плотоядно ухмыляясь.
— Парфеныч! — Я схватила могучего старика за руку
и чуть не заплакала, почувствовав его сильное и уверенное пожатие. — Как я
рада, что вы появились! Как вы меня нашли?
— Да вот вышли со Штормом погулять, а он все волнуется,
все волнуется, будто что-то чувствует… А потом вырвался да как побежит сюда…
Ну, я, понятное дело, за ним…
— Я вас прошу, — заныл американец, тяжело дыша и
не сводя расширенных от страха глаз с грозной морды кавказца, — уберите
своего зверя! У меня сегодня последний день… Я потому так торопился…
— Какой еще последний день? — сурово осведомился
Парфеныч.
— У меня последний день виза… Я должен улетайт… Мой
самолет через три часа…
Старик наклонился над американцем, залез во внутренний
карман его пиджака и достал стопку документов.
Перелистав их, с сомнением взглянул на меня:
— Правда, виза у него заканчивается и билет на сегодня.
Экономный, гад, пожалел билет с открытой датой купить… Ну что, Сонечка,
отпустить поганца в его Америку, чтобы здесь и духу его не было, или разрешить
Шторму немножко отвести душу?
— Ладно, пусть живет, если мы его больше не увидим…
— Мы со Штормом его проводим, — на губах Парфеныча
появилась понимающая улыбка, — проводим и в самолет посадим! У нас не
забалует!
«Вот и все, — думала я, — вот теперь действительно
все кончилось. Впереди уже не будет ничего плохого. Сбылись бабушкины слова о
том, что все наладится. Только я по-прежнему одинока… Может быть, это рок нашей
семьи? Или расплата за наследство?»
Что-то не ко времени мне взгрустнулось… Я подняла голову и
узнала знакомый дом, там располагалось издательство, в котором трудилась Ленка,
вернее, там думали, что обложки рисует ее муж. Мыс ней не виделись больше
недели… Стойте, а не она ли вышла из дверей издательства?
Понурая фигурка с опущенной головой уходила в сторону.
— Ленка! — не выдержала я. — Коломийцева,
постой!
Она оглянулась, завертела головой, потом махнула рукой и
пошла дальше. И тут до меня дошло, что она меня просто не узнала — с новой
прической, в шикарном новом прикиде…
— Ленка! — Я догнала ее и развернула к себе.
— Ой, — она смешно наморщила нос, — Сонька,
это ты?
Она окинула меня с ног до головы удивленным взглядом,
поражаясь метаморфозе. Неделю назад она рассталась с нищей, задрипанной
девчонкой, а сегодня ее приветствовала элегантная молодая дама, дорого и со
вкусом одетая (возможно, я себе льщу, но только капельку).
— Что же с тобой случилось? — Ленка вытаращила
глаза.
— Сначала скажи, что случилось с тобой.
Вид у нее был отнюдь не блестящий — вся какая-то поникшая,
глаза на мокром месте.
— Пойдем! — Я потянула ее к ближайшему
кафе. — Я так понимаю, ты никуда не торопишься…
— Теперь да, — скорбно сообщила она.
Я заказала кофе, сладкое, потому что оно снимает стресс, а
также две рюмки коньяку.
— Ой, Сонька, — Ленка тяжело вздохнула, — у
меня все плохо… Обстоятельства меня достали. Прикинь: Никитушка объявился!
— Неужели у него хватило наглости прийти к тебе?
— Нет, но звонит все время и говорит гадости… Мама уже
боится к телефону подходить!
— В милицию заявила?..
Хотя что это я — в милиции придется все рассказывать в
подробностях, и тогда возможны два варианта: либо Ленке не поверят, либо поверят
и затаскают.
— С работой тоже все плохо, одна фирма разорилась,
другая, для которой я рекламный ролик делала, помнишь?..
— Вроде… — с сомнением отвечала я.
— Ролик-то подошел, только в штат меня все равно не
взяли… И еще в издательстве… Никита позвонил им и заявил, что больше работать с
ними не будет. Это чтобы мне напакостить…
— Гад какой! А ты бы пошла и рассказала им, что это ты
вместо него делала всю работу!
— Там такая девица… Кажется, у нее с Никитой что-то
было… раньше… вот она теперь меня и третирует… — Ленка не удержалась и
заплакала.
Я ее очень хорошо понимала, обидно ведь. Очевидно, и Никита
отлично знал свою жену, знал, что ей стыдно рассказывать незнакомым людям, как
подло с ней поступил муж. И, ничего не опасаясь, гадил ей где мог.
— Нет, ну до чего же отвратительный тип! —
возмутилась я. — Жалко, что Олег тогда его не арестовал!
Ленка издала какой-то звук и быстро отвела глаза.
— Ну что еще? — недовольно спросила я. — Не
хочешь Олегу жаловаться?
— Не говори мне о нем! — воскликнула она. —
Слышать о нем не могу!
— Ну ты даешь! — изумилась я. — Этот-то чем
тебе не угодил? Вроде хороший парень…
— Слишком! — страстно заговорила Ленка. — Он
.. для меня слишком хорош! Он вбил себе в голову, что меня нужно опекать и
охранять! Он считает меня абсолютно беспомощной и рвется обо мне заботиться,
жаждет подставить свои широкие плечи и спрятать меня за свою широкую спину!
— А что тут плохого? — усмехнулась я. —
Будешь за ним как за каменной стеной…
— Ну, знаешь! — вскипела Ленка, но тут же остыла,
сообразив, что я подначиваю ее нарочно, и продолжала: — Мать на свою сторону
перетянул, чай с ней уже три раза пил, кран в ванной починил, в поликлинику ее
на машине свозил…
— Ужас какой! — вздохнула я.
— Она мне все уши прожужжала — дескать, парень золото,
серьезный, солидный, не то что твой брандахлыст! Это она про Никитушку…
— Ну Олег, однако, дает — всего-то чуть больше недели
прошло, как вы познакомились, а он уже столько успел!
— Сонька, я больше не могу! — пожаловалась
Ленка. — Из-за всего этого и с работой ничего не выходит!
