— Помню, — подтвердил ее слова Тони.
— Ну вот, журналистка с радио Би-би-си провела собственное расследование, и у нее есть пленка, на которой свидетель подтверждает, что сказал то, что сказал, по просьбе Вэнса. Поэтому будет другой суд, и я слышала, что приговор предопределен. Вот мне и захотелось узнать ваше мнение на этот счет.
— Мне нечего сказать, — устало произнес Тони.
— Да я и не спрашиваю вас о новом деле. Ясно, что оно будет только разбираться. Но вас не расстроило то, что Вэнса освободили от ответственности по делу, над которым вы работали?
— Я повторяю, мне нечего сказать.
Тони беззвучно положил телефонную трубку. Хотя ему очень хотелось швырнуть ее изо всех сил и разбить вдребезги, привычку контролировать себя одолеть не удалось. Он закрыл глаза и медленно выдохнул. Ублюдок Вэнс однажды пригрозил испортить ему жизнь и, кажется, начал выполнять свое обещание. Не исключено, что он получит обвинительный приговор по другим убийствам, однако он выкрутился из преступления, которым занимался Тони. Да и не только в этом дело. От его относительного инкогнито, которого он упорно добивался, не осталось и следа, и всего из-за одного телефонного звонка.
Прежде чем Тони занялся своими делами, телефон зазвонил вновь. На сей раз он не взял трубку. Интересно, сколько времени он сможет держать оборону, пока какой-нибудь умник из университетской пресс-службы не решит, что они жить не могут без интервью с Тони Хиллом? Тони вскочил на ноги и бросился к двери. Пора прятаться.
* * *
Иногда неплохо иметь брата — знатока компьютерной техники. У Майкла она кое-чему научилась, и теперь быстро разобралась, где находится программный файл, без которого работа со вторым жестким диском, врученным ей Гэндлом, была бы невозможной. За пару минут она перебросила программу на электронный адрес брата в Манчестере и попросила его отослать файл вместе с инструкциями Тони Хиллу. В результате они теперь могли без всякого риска обмениваться посланиями. Конечно же, пользоваться этим можно было редко, так как Кэрол по меньшей мере грозило обвинение в нарушении секретности. Тем не менее сомневалась она недолго, хотя и понимала, как это очевидное пренебрежение безопасностью может быть истолковано человеком, не знающим Тони. Совсем не долго сомневалась. Даже если бы нашелся человек, более полезный в острой ситуации, в которой она могла бы оказаться, проводя такое сложное расследование, он едва ли сравнился бы с Тони в осторожности. Кэрол всегда доверяла своему чутью. Взяв с Майкла обещание под страхом смерти никому больше не пересылать секретный файл, Кэрол знала, что может не волноваться. Даже если начальство проведает о ее самоуправстве, она всегда сможет сослаться на разрешение Моргана поступать по своему усмотрению, если это на пользу ее безопасности.
В тот вечер она особенно радовалась возможности связаться с Тони. У нее было нечто такое, что должно было непременно вытащить Тони из его добровольного уединения. Более того, могло приблизить его к ней. Кэрол нахмурилась, глядя на экран компьютера. Уж это она должна была получить вне всяких сомнений. В нетерпении Кэрол вместе со стулом отодвинулась от стола и заходила по комнате, стараясь собраться с мыслями.
Собственно, единственное, что обещала Петра, — это квартиру в Берлине. Удобную, но без роскоши, тихую и безопасную, к тому же менее безликую, чем номер в отеле. Кэролин Джексон тоже предпочла бы такую, в этом Кэрол не сомневалась. Несколько личных вещиц указывали на то, что здесь обитает альтер эго Кэрол. Сама она никогда не купила бы такие книги, такую рамку для фотографии, такие экстравагантно-вызывающие цветы. Однако этим вечером ей было необходимо напомнить себе, что она — Кэрол Джордан. Кэролин Джексон не помогла бы ей достаточно емко и ясно выразить ее мысли, и Кэрол напрягла собственные мозги.
Последние несколько дней она прожила как будто в водовороте почти невыносимой мыслительной активности. Ее удивило, как много информации собрала Петра Беккер на Тадеуша Радецкого, и она с легкостью представила разочарование своей немецкой коллеги, когда ее команда не сумела успешно завершить операцию и засадить его за решетку. Радецкий постоянно уходил от наказания, в основном потому, что никогда не совершал ошибку большинства преступников, которые рано или поздно начинали верить в собственную неуязвимость. Именно высокомерие свергало их с пьедестала, и Кэрол было известно об этом из собственной практики. А вот Радецкий ни на минуту не терял осторожности. Это был его рецепт успеха. Он почти никому не доверял, понимал разницу между хорошим доходом и жадностью, а также между безукоризненно честным общественным деятелем и грязным воротилой криминального бизнеса. Сахарной глазурью на этом пироге был Кразич, который с очевидным удовольствием оправдывал репутацию жестокого, бессердечного человека.
И все же, несмотря на то что Радецкий был недоступен для правосудия, он был под постоянным прицелом не желавшей сдаваться Петры Беккер. Она собрала на него потрясающее досье. В нем было задокументировано все — от музыкальных вкусов Радецкого до магазинов, в которых он предпочитал покупать одежду. Первостепенной задачей Кэрол было усвоить этот материал, и она едва ли не сразу почувствовала, что начинает жить не своей жизнью. Стараясь запомнить максимально возможное количество информации, она одновременно закладывала эту информацию подальше в глубины памяти. Кэролин Джексон ничего не должна была знать о вкусах и жизни Тадеуша Радецкого, и Кэрол пришлось как бы поделить свой мозг на две половины. Тогда-то она и решила нарушить едва ли не главную заповедь и связаться с Тони.
Если у Кэрол и были сомнения насчет разумности своего поведения, они испарились после второго вечера, который она провела в компании Петры Беккер. Утром Петра рассказывала о том, что знала о преступной сети Тадеуша Радецкого, а дневные часы они посвятили прикрытию Кэрол, прорабатывали подробности ее легенды, старались предусмотреть нестыковки, обозначить опасные зоны и придумать возможные поведенческие ходы в духе «Кэролин Джексон». Наконец Петра погасила двадцатую сигарету, выкуренную за день, и откинулась на спинку кресла.
— Пожалуй, пора немного отдохнуть, — сказала она. — В Берлине нас никто не должен видеть вместе, так что надо, пока возможно, воспользоваться тем, что тут нас никто не знает, и отпраздновать удачное завершение первой фазы.
Кэрол со стоном выпрямила затекшую спину:
— Выпьем за это.
Полчаса спустя они уже сидели в тихом затененном закутке индонезийского ресторана. В центре зала стоял ярко освещенный стол с разнообразными блюдами из риса. Однако для начала обе женщины с удовольствием потягивали заказанные напитки. Кэрол сделала большой глоток джина с тоником, и Петра подняла свой стакан со словами:
— Кэрол, мне отлично работалось с тобой эти дни. Должна признаться, я не очень-то приветствовала эту операцию, но ты меня обезоружила.
— А почему не приветствовала? Думала, я не подхожу?
Помешивая соломинкой в стакане, Петра внимательно смотрела на волнообразные движения жидкости.
— И это тоже. Но в основном потому, что мы выложились, охотясь за Радецким, а вы решили отобрать его у нас.
