— И какой же у нее стал цвет? — полюбопытствовал синий пес.
— Сначала грязно-серый… а потом все более темный, пока вода не стала черной, как чернила. И по мере того как вода темнела, люди смеялись все больше и больше. Просто невыносимо было слушать этот нескончаемый хохот. От этого мне хотелось… хотелось кого-нибудь укусить Мне пришлось удвоить дозу медикаментов. Руки у меня покрылись шерстью, и, наверное, ее полно насыпалось в тесто, но никто не обратил на это внимания. Озеро настолько гипнотизировало людей, что им можно было бы скормить обычный клубок шерсти, политый кремом, а они бы даже и не заметили.
Он горько усмехнулся.
— А потом трава тоже почернела, — продолжил он. — И цветы, и вообще вся растительность. Стоило какому-нибудь мотыльку присесть на цветок, чтобы попить нектара, как его крылья становились кромешно-черными всего за секунду. Яблоки тоже почернели, и остальные фрукты и овощи тоже. Совершенно угнетающее зрелище.
— Да, синий был бы куда лучше, — мечтательно отозвался синий пес. — Синий — превосходный цвет.
— Я умолял бабушку Кэти собрать вещи и уехать, — сказал Себастьян потухшим голосом. — Но она отказалась, хотела помочь этим людям. А мне было страшно. Это такое побочное действие лечения против ликантропии. Медикаменты, которые я принимаю, приглушают агрессивные импульсы, но превращают пациента в труса. Начинаешь бояться всего подряд… Даже комара не решаешься раздавить. Но поскольку я не хотел снова становиться оборотнем, я был не в состоянии помочь бабушке Кэти. У меня была только одна мысль — схватить ноги в руки и бежать как можно дальше от этого проклятого озера. Мне было стыдно за себя.
У него был такой убитый вид, что мне стало больно на него смотреть. Я хотела взять его за руку, но тут мой взгляд упал на его ногти, которые стали еще длиннее за последний час, и это остановило меня.
— Но худшее было еще впереди, — хмуро продолжал Себастьян рассказ. — Однажды утром на главной площади городка выросло небольшое деревце. Совершенно черное.
— Черное?
— Да, все целиком. Кора, листья, вообще все! В нем была такая сила, что оно проросло сквозь асфальтовое покрытие. И с этого момента началось настоящее безумие. Деревце росло с каждым часом, с какой-то невероятной скоростью. К полудню оно уже было выше меня, а к концу дня достигало десятиметровой высоты. И продолжало расти в таком же темпе в последующие дни. Его крона раскинулась так широко, что покрыла весь городок, корни выворачивали соседние дома. Листва становилась все более густой, пока миллиарды и миллиарды черных листьев не закрыли собой солнечный свет. Без свечи или фонарика уже было ничего не видать.
Я медленно переваривала информацию.
— А как отреагировало население? — наконец спросила я.
— О! Просто отлично! Люди прямо аплодировали от радости. Даже затеяли водить вокруг ствола хороводы, распевая идиотские песенки. А потом стали карабкаться вверх по ветвям, теряясь один за другим в густой листве. Впали в настоящее исступление. Все — мужчины, женщины, дети. Я даже видел, как одна молодая мамаша ринулась на приступ ствола, привязав своего младенца за спиной! Чистое безумие. Но главная проблема в том, что никто так и не спустился вниз.
— Ни один человек?
— Ни один Мы, бабушка Кэти и я, прождали под деревом трое суток, но никто так и не появился. Листва такая густая, что невозможно разглядеть, что творится в кроне. Теперь все население городка скрывается где-то внутри ее. Бабушка Кэти пришла к убеждению, что мы не можем оставить этих людей во власти неведомого сумасшествия. И она решила тоже залезть на дерево. Приняла свою микстуру от ревматизма и начала карабкаться на нижние ветви.
— И что с ней стало?
— То же, что и с остальными. Назад она так и не вернулась.
Глава 2
Я решила описать в этом дневнике все, что будет происходить день за днем, чтобы оставить подробное свидетельство тех невероятных событий, в которых окажутся замешаны мои друзья и я сама. Теперь по множеству мелких деталей мне становится ясно, что я повзрослела. Когда я была совсем еще девочкой, подобные события вызвали бы у меня скорее радостное возбуждение, что-нибудь вроде: «Класс! Наконец происходит что-то необычное! Как здорово!» Но теперь все стало иначе.
Раньше мне казалось, что со мной ничего не может случиться, что я бессмертна. Каждое новое приключение я встречала с восторгом, как будто речь шла о захватывающей игре. Я просто не осознавала тех ужасных опасностей, которые нам угрожали. Сейчас, когда я вспоминаю, через что мне довелось пройти, меня охватывает запоздалый ужас, и я говорю себе. «Этого просто не может быть, я сошла с ума!»
Я пишу это, чтобы объяснить, насколько меня напугал вид городка, до которого мы добрались после двух часов езды по безлюдной местности.
Себастьян припарковал свой грузовичок на стоянке, и мы вышли из машины. На мгновение он остановился, принюхиваясь к ветру.
— Что ты стараешься обнаружить? — спросила я, уже заранее зная, что ответит мой бывший парень.
— Волков, — вздохнул он. — Они воспользовались всеобщим смятением, чтобы сбежать из заповедника. Это означает, что они уже давно не принимают лекарств. Понимаешь, о чем я?
— Они превратились?
— Да. И теперь рыщут по окрестностям в поисках пищи. Голод делает их свирепыми и опасными.
Синий пес легонько цапнул меня за лодыжку, чтобы привлечь внимание, и сказал:
— Те свитера… думаю, тебе стоит рассказать ему про то, что с тобой случилось в аэропорту.
Я пересказала все как можно подробнее. Себастьян покачал головой.
— Да, я знаю, в чем тут дело, — проворчал он. — Это бабушке Кэти пришла в голову идея собирать шерсть оборотней и вязать из нее свитера. Туристам они очень нравились, и к тому же продажа свитеров приносила некоторый доход заповеднику, который вовсе не купался в деньгах. Но что-то пошло не так. Шерсть оказалась зараженной. Этого никто не мог предусмотреть. Десятки отпускников, надевая эту одежду, вдруг начинали превращаться в волков. Пошли слухи. Вполне вероятно, что полиция арестовала бы бабушку Кэти, если бы не эта история с упавшим с неба деревом.
Не могу сказать, чтобы я очень уж сильно удивилась. Бабушка Кэти имела склонность ко всяким сомнительным предприятиям, которые нередко оборачивались катастрофой. Она была ужасно милой, но все-таки немножко сумасшедшей, стоит это признать.
Вслед за Себастьяном мы вошли в городок.
Черное озеро поблескивало на солнце. Оно было похоже на огромную чернильную кляксу, с той разницей, что это все-таки была вода. Я смочила в ней путы и осмотрела их.
— Она не пачкается, — сказал Себастьян, склонившись над моим плечом. — Я и сам знаю, что это похоже на чернила, но все-таки это не так. Этой водой нельзя писать, и если ты намочишь в ней одежду, она не окрасится. Понятия не имею почему.
