– Ты сама сказала, их может испугать имя, мое,
естественно. А тебя нет. Я не предлагаю, я прошу, – заключил он.
В этом месте мне надлежало расплакаться, потому что, ясное
дело, его больно ранило мое недоверие и он хочет, чтобы я лично убедилась, что
он невинен, а, убедившись, устыдилась и почувствовала себя предательницей и
негодяйкой.
– Хорошо, – ответила я, поднимаясь, чтобы
окончательно не погрязнуть в словесах и хитросплетениях наших
отношений, – Спасибо, что уделил мне время.
– Пожалуйста, – ответил он, едва сдерживая гнев. Я
уже достигла двери, когда он неожиданно позвал: – Детка… – и совсем другим
голосом заявил: – Я скучаю по тебе.
– Я тоже скучаю, – ответила я правду, раз она
давно уже не имеет значения, и поспешила убраться восвояси, пока мы не начали
рыдать на плече друг друга.
– Ну, что? – шепнула Ритка, когда я проходила
мимо.
– Полное взаимопонимание, – не стала я распространяться,
пользуясь тем, что в приемной находились посетители.
Оказавшись в длинном коридоре с неизменной красной ковровой
дорожкой, я с облегчением вздохнула, все-таки встреча далась мне нелегко. Было
время, я очень любила этого сукиного сына, а теперь вместо любви одни
сожаления и стойкое ощущение, что тебя водят за нос. Дед мастер в таких делах.
И то, что он сказал “найди” и выглядел вполне искренним, по сути, ничего не
значит. Не раз и не два меня использовали втемную, оттого я давно уже не верила
ни слезе младенца, ни благородной седине, ни слову джентльмена. Чему я верю,
это вообще отдельный вопрос.
Я направилась к выходу, по дороге зашла в туалет и, едва
уединившись в кабинке, смогла убедиться, как популярна в определенных кругах.
Хлопнула дверь, судя по голосам, вошли две дамы, и одна другой сказала:
– Встретила в коридоре Детку, представляешь?
Деткой, чтоб вы знали, зовут меня все знакомые олухи, а
также особи малознакомые и незнакомые вовсе. Я привыкла и давно на это не
реагирую.
– Серьезно? Неужто он разрешил ей вернуться? Она ведь
от запоев лечилась.
– Не знаю, от чего она лечилась, но выглядела
прекрасно. И такая уверенность, знаешь ли…
– Она всегда была наглой стервой и далеко бы пошла, не
стань обычной пьяницей.
– Лично я ее пьяной никогда не видела и не слышала,
чтобы она где-то лечилась, а у нас такие вещи не скроешь.
– Ну, люди зря не скажут.
Тут я решила, что мне пора появиться на сцене, вышла и
обнаружила двух дам степенного возраста, куривших вблизи таблички “Курение в
туалете строго запрещено”. Одну из них я неплохо знала, она являлась
депутатом и членом многочисленных комиссий, другая числилась в штате Деда
помощником какого-то зама, бедняжка, наверное, и сама не знала толком. Заметив
меня, обе поперхнулись.
– Здравствуйте, – широко улыбнулась я, направляясь
к умывальнику.
– Ольга Сергеевна, – недружно ахнули дамы.
– Вижу, у вас все в порядке, – обратилась я к той,
что назвала меня наглой стервой. Я стараюсь всегда соответствовать мнению,
которое складывается у людей обо мне. – Вы заметно потолстели. Хорошая
должность, хороший дом, что еще нужно женщине, чтобы встретить старость?
– Вот сука, – сказала депутатша, когда я покинула
туалет. Я тут же распахнула дверь и весело спросила:
– Простите, не расслышала?
Огня в очах было много, но ответить дама не решилась, с
годами человек мудреет. Через минуту после этой выходки мне стало стыдно. Ну,
болтают обо мне всякую чушь, что с того? Чего ж уподобляться? Надо быть выше,
и вообще… Я усмехнулась и покачала головой. Зачем тетку обидела? Ну, дура, что
с того? Депутат имеет право быть таким же недоумком, как и люди,
проголосовавшие за него на выборах.
Через пять минут я уже забыла об инциденте в туалете,
мыслями вернувшись к Деду и его безвременно скончавшейся подруге. Оказавшись в
машине, я перезвонила Вешнякову. Он рассказал более подробно о результатах
вскрытия, но ничего нового не сообщил. А я вспомнила об интересе покойной Анны
к Райзману. Поначалу я думала, что девушка нацелилась на него лично, а теперь
возможны варианты. Анна беременна, а у Райзмана гинекологическая клиника.
Может, тут и нет ничего, а может, как раз наоборот.
Словом, я поехала к Райзману, без предварительного звонка,
надеясь застать его в клинике, минут пятнадцать он найдет, чтобы поговорить со
мной, если захочет, а не захочет, так никакие звонки не помогут.
Клиника производила наилучшее впечатление. Особенно меня
поразили цветочки, пущенные по верху ширмы, которая зачем-то стояла в коридоре.
О великолепии кабинетов оставалось только догадываться.
За широкой стойкой сидела девушка в белом чепце и радостно
меня приветствовала. Я выразила пожелание встретиться с Райзманом и в ответ
услышала:
– Артур Борисович сейчас занят. Я узнаю, когда он
освободится. – Девушка сняла трубку и с кем-то заговорила, я особо не
вслушивалась. – Простите, как ваша фамилия? – обратилась она ко мне.
Я назвалась, девушка вновь улыбнулась и заверила: – Артур Борисович примет вас
через пятнадцать минут.
Мне предложили кофе, я с благодарностью отказалась и
устроилась на кожаном диване возле окна.
Райзман появился даже раньше, я еще не успела в очередной
раз посетовать на судьбу за ее коварство (относилось сие к недавнему убийству,
точнее, к тому факту, что я оказалась в нем замешанной), как он возник в
коридоре весь стерильно-белоснежный. Выглядел он не парнем с большими деньгами,
как на яхте, а врачом, нет, целителем, которому хотелось открыть душу, не
сходя с места, и тем самым облегчить свои страдания.
– Привет, – широко улыбнулся он. – Пойдем ко
мне, там удобнее.
Кабинет против ожидания выглядел скромно, ничего лишнего, а
главное – ничего такого, что говорило бы о личности хозяина. На стене
несколько дипломов в рамках, на столе бумажки ровной стопочкой. Фотографии и
милые сердцу пустячки отсутствуют. Стены, мебель, все в белых тонах,
безукоризненно чистое.
– Садись, – кивнул Райзман на кресло, сам
устроился на диване, игнорируя свое обычное место за столом. – Как дела?
Выпьешь что-нибудь?
– Нет, спасибо.
– Ну, так как твои дела? Что в милиции?
– Похоже, у них нет подозреваемого, кроме меня.
– И ты, естественно, решила найти убийцу?
– Что тут естественного? – обиделась я. Артур
рассмеялся:
