– Она мне ничего об этом не говорила, но не думаю, что
она изменила своим привычкам.
– Веру убили в прихожей. Здесь два варианта: либо она
дверь кому-то сама открыла, либо услышала шум, когда ее открывали отмычкой. Ты
вот, к примеру, с моей дверью отлично справился.
– Я не обращал внимания на ее замки, но вряд ли это
что-то особенное. Тому, кто знает в этом толк, дело двух минут.
– Именно столько ты потратил на мою дверь?
– Тебе замок пора менять, хлипкий, на такой и минуты за
глаза.
– Если она сама открыла дверь, это должен был быть
кто-то из хороших знакомых. Никифоров, например. Но у него на ту ночь алиби.
Вряд ли Петр Сафронов станет его выгораживать, ведь к Вере он был очень
привязан.
– Петечка? Да, она о нем рассказывала. А насчет того,
чтобы что-то слышала… Она много выпила и, по идее, должна была крепко спать.
Хотя могла и вовсе не ложиться, она баба железная, запросто просидит всю ночь,
и коньяка в нее вольется немерено.
– На ней был халат, тебя она тоже в халате встречала?
– Передо мной она ходила нагишом, еще спрашивала, не
интересуюсь ли я ее прелестями.
– Не интересовался?
– Повторяю в который раз: она не в моем вкусе.
– Слушай, а ты терпеливый парень. Я не о себе, хотя и
тут ты на высоте, я о Вере: ходит баба перед тобой голая, а ты ничего,
разговоры разговариваешь. А мне рассказывали, что ты за меньшее готов в окно
выбросить. Врут?
– Тебя бы выбросил с охотой… Ты пойми, как муж погиб, у
нее начисто башню снесло. Она хоть и храбрилась, но жизни была не рада. За что
ж в окно? Можно потерпеть.
– А ведь прав Вешняков, – покачала я головой.
– Кто это?
– Мент. Он утверждал, что ты, в сущности, нормальный
парень.
– Большое ему за это спасибо. Сплю и вижу, чтоб обо мне
менты доброе слово сказали.
– А ты не ерничай. Одно дело помогать всякой сволочи,
даже если это в твоих интересах, другое – нормальному парню.
– Рад, что ты разглядела во мне человека. Я в тебе пока
ничего не разглядел, но буду стараться.
– Мне нравятся старательные, дерзай. А пока вернемся к
Вере. Кроме Никифорова, у нее были еще приятели?
– Наверное. Откуда мне знать? Я и его-то никогда не
видел. Если она сама открыла дверь, кому, в настоящий момент гадать бесполезно.
– После меня ей никто не звонил.
– А ты звонила при мне, – кивнул он. –
Значит, либо раньше договорились, либо… Пистолет был с глушаком?
– С глушаком. И застрелили всех троих из одной пушки,
которую потом у тебя нашли.
– Но если это кто-то из своих, из ее знакомых, как
могли подбросить мне пистолет?
– Об этом чуть позже. Допустим, Вера легла спать, но,
несмотря на выпитое, услышала шум, вышла в холл и была убита. Вряд ли она
сидела без света, а если свет горел, убийца с отмычками возиться не рискнет.
– Она собиралась поваляться в ванне, – вспомнил
Тагаев. – По крайней мере, говорила об этом, когда провожала меня до
двери.
– Что ж, это подходит. Допустим, свет горел только в
ванной. Убийца решил, что она наконец-то легла спать, но тут Вера вышла. Ладно,
пусть это будет киллер, если никого из ее знакомых сейчас на примете все равно
нет. Очень бы подошел Никифоров, но алиби… Ты на квартиру Анны сам ходил или
кого-то посылал? – спросила я без перехода. Он нахмурился, в его взгляде
мелькнуло недоумение.
– Я у нее никогда не был.
– Так, а дальше?
– Что дальше? – начал злиться он.
– Ты ответил лишь на первую часть моего вопроса.
– Зачем мне к ней кого-то посылать?
– Допустим, для того, чтобы проверить, не сохранила ли
она что-нибудь на память о нежной дружбе с тобой?
– Разве что использованный презерватив. Объясни
толком.
– Пожалуйста. Кто-то побывал в квартире Анны уже после
ментов и основательно там все перерыл.
– Мне бы такое и в голову не пришло. Особенно после
ментов. Какой смысл?
– На самом деле смысл есть. К примеру, лежит в квартире
какая-то вещица, ничем не примечательная. И менты на нее внимания не обращают.
Однако эта вещица может вывести на какого-то человека, если вдруг менты
заинтересуются вещицей.
– Логично, – подумав, согласился Тагаев. – Я
никого к ней не посылал, потому что ничего не опасался. Я не убивал ее. Ни ее,
ни Веру, ни Райзмана, ни Лапшина. И мне не нужно было шарить в ее квартире. Я
ей ничего не дарил, но даже если она что-то сама позаимствовала…
– А если это “что-то” было важно для тебя?
– Не смеши. Я не храню дома то, что желал бы держать в
тайне. Если спросишь, где храню, пошлю к черту. В этом месте я с Анькой точно
не был, можешь поверить.
– Значит, кто-то другой постарался. А на дачу к Лапшину
зачем ездил?
– Зачем мне ехать к нему на дачу, если я его даже не
знаю?
– Тачку твою засекли на посту ГАИ. Чего ж ты на
“Хаммере”? Нет бы скромно, на “БМВ”.
– Думаешь, я не знал, что менты на посту эту хрень
поставили? В тот же день узнал, менты же и сказали. По секрету. Этот секрет
давно весь город знает. По-твоему, я поехал убивать человека на своей тачке? Да
ее и без той хрени наверняка бы запомнили.
– Так зачем ты поехал?
– Позвонил один козел. В “Шанхай”. Спросил меня. Ни
малейшего желания говорить с кем попало у меня не было, но он просил передать,
что хочет кое-что сообщить о Вере. Так и сказал. Ну, я взял трубку.
– И что?
– Денег хотел. На бедность жаловался. За штуку баксов
обещал рассказать кое-что интересное.
– Встречу назначил за городом?
– На двадцатом километре. Там указатель.
– И ты купился?
– Я из него хотел душу вытряхнуть.
– Конечно. Требовать у тебя денег было весьма неразумно
с его стороны.
– Вот именно. Он сказал, что будет на красной “Хонде”.
– Но не явился?
– Само собой. Мы прождали минут пятнадцать и вернулись
в город. Очень хотелось придушить эту гниду.
– В машине ты был не один?
