– Что “все”? – спросил Артем. Он выглядел так,
точно ему на голову вылили ведро холодной воды. Представляю, сколько добрых
чувств в адрес женщины сейчас рождалось в его душе.
– Но ведь Илья рассказал? – робко спросила она.
– Сейчас мы вас слушаем.
Об убийствах ей говорить было тяжело, крупные капли пота
выступили над верхней губой, она терла ладонь о ладонь, зябко дергала плечами.
– Надо было убить кого-нибудь в большой компании. Все
равно кого. А потом еще нескольких, чем больше, тем лучше. И мужа, конечно,
тоже. И тогда все подумают, что убирают свидетелей того первого убийства, Я
надеялась, что все так запутается, что до нас никогда не доберутся. Мы стали
готовиться, сделали дубликаты ключей от Петечкиной квартиры и от квартиры Веры,
я просто вытащила их из ее сумки, когда она была у нас в гостях, выбросила в
окно, где ждал Илья, у нас в ванной окно… потом спустила бечевку, и Илья
привязал к ней ключи. Я чувствовала себя… Джульеттой, – вдруг сказала она,
и глаза её сияли. Вешняков от такого заявления поперхнулся. Небось уже
прикидывал, признают ли Леру психически здоровой. – Ключи я положила назад
в сумку. Вера ничего не заметила. А Петечка вообще внимания не обратил, что
ключи пропали, я их потом ему в ящик стола подбросила. Петечку убить было проще
всего. Но тут появились вы, – кивнула она мне, – и я… испугалась.
Потом эта поездка на яхте, все так удачно складывалось. Нельзя было упускать
такой шанс. И мы убили Анну. А потом Райзмана, у него магазин в переулке, и он
всегда поздно возвращался, очень удобно. Затем Веру и, наконец, мужа. К тому
моменту все так запуталось… Как же вы догадались? – вновь повернулась она
ко мне. – Ведь это вы догадались? Ну, конечно. Наверное, я сболтнула
лишнее, а вы умная, вы все замечаете. А мне так хотелось вам понравиться,
расположить к себе…
– Не стоило подбрасывать пистолет Тагаеву, –
сказала я. – Он очень опасный человек.
– Да… наверное, но все так удачно складывалось, вот я и
подумала… А кто мне звонил? – испуганно вскинула она голову. – Кто?
Илья жив? Где Илья?
– Жив ваш Илья, – пробормотал Вешняков. – В
задней комнате сидит.
– Можно мне его увидеть? Пожалуйста.
– Проводи, – кивнул он одному из ребят, тот
распахнул дверь. Лера бросилась к любовнику и закричала:
– Илюша! Илья!
Я вошла следом, она уже склонилась над ним, развязала
повязку, стягивающую его рот.
– Илюша…
– Ты зачем здесь? – рявкнул он. – Что ты им
сказала?
– Я деньги привезла. Они грозились убить тебя, и я
привезла деньги.
– Дура, это менты. Что ты им наболтала?
– Я правду сказала. Я все придумала, это моя вина.
– Какая правда? Это же пожизненное, дура. Пожизненное…
Ты это понимаешь?
– Я все понимаю, Илюша. Я понимаю.
– Поехали, – вздохнул Вешняков. – Забирайте
этого…
– Я хотела бы… – испуганно начала Лера. – Можно, я
здесь все напишу? Пожалуйста. Я плохо себя чувствую, я боюсь, что потом мне
будет трудно писать… Я чистосердечно…
Она выгораживала его, как могла, сплошные “я заставила”, “я
велела”, “я требовала”. Вешняков мрачнел все больше.
– Лера, – окликнула ее я, – Илья прав, это пожизненное.
Понимаете?
– Убивал он, и он мужик, в конце концов, – не
выдержал Вешняков.
– Я написала правду, – улыбнулась она. – Все,
как было.
Машину подогнали к крыльцу, первым загрузили Лихова.
– Ольга Сергеевна, – шепнула мне Лера, –
извините… Я очень хочу в туалет. Я не сбегу, просто не хотелось бы… мужчины…
– Идемте, – кивнула я. – Это вон там.
– Спасибо.
Она ускорила шаг, она очень торопилась. А я забыла, какая
она великая притворщица. А еще она отважная, хоть и говорила, что трусиха.
Трусы думают о себе, а сильные о тех, кого любят. Я так и не поняла, откуда
она достала пистолет, дамский, блестящий, больше похожий на игрушку. Я шла
сзади. Грохнул выстрел, и Лера, точно споткнувшись, стала медленно оседать.
Красное пятно расползлось на ее груди.
– О, черт! – заорал Вешняков.
До больницы мы Лапшину не довезли.
Домой я вернулась уже вечером. Очень хотелось напиться.
Оказалось, у меня гости. Тагаев на кухне жарил грибы. Меня при мысли о еде
просто с души воротило, и пить вдруг желание пропало.
– Ну что, ты свою работу закончила? – спросил
Тимур с едва уловимой насмешкой.
– Закончила. Завтра в одиннадцать утра тебе надо быть в
кабинете Вешнякова.
– Буду. Я же обещал… Баба по дороге загнулась? –
Голос звучал так, точно Тимур не был уверен, что поступает правильно, задавая
этот вопрос.
– Да.
– Что ж, у парня теперь есть шанс получить лет
пятнадцать, а то и меньше. Если адвокат подсуетится да разведет бодягу про
большую любовь, злую девочку и несмышленого мальчика… Ты жалеешь? – вдруг
спросил он. В ответ можно было спросить, что он имеет в виду, но я не стала.
– Они убили четверых, Лапшина из-за денег, а еще троих
просто так, чтобы запутать следствие. Мне не жаль, мне… не очень этот мир
радует глаз. Ты не находишь?
– Ух ты, – усмехнулся Тагаев. – Вопрос философский.
Иди-ка ты спать. Или вон коньяка выпей.
Я поднялась и отправилась в ванную. Зазвонил мобильный.
Голос Питиримова, человека из Дедовой охраны, я поначалу даже не узнала, но
сразу сообразила, кто это, когда он сказал:
– Детка, Лукьянов в городе. День, два, точнее не знаю.
Имел беседу с Дедом.
Он тут же отключился, а я замерла. Сердце стучало так,
точно били в большой барабан. Все быстрее, быстрее…
Я вошла в ванную, включила воду. Лукьянов в городе… Что ж,
давненько не виделись. Разумеется, явился он не просто так. Ты-то знаешь, зачем
явился, догадаться несложно. Он у нас выдающийся парень, специалист по
трудноразрешимым проблемам. Пару выстрелов, и нет проблем. Пробовала я с ним
однажды потягаться, вспоминать не хочется. Шрамы на моем теле, которые так
заинтересовали Тимура, память о нем. Будь я романтичной особой, сказала бы: а
самый большой шрам он оставил на моем бедном сердце, но я скажу иначе: загнал
он меня в дерьмо по самые уши. Так и не очистилась. И теперь он снова здесь.
