Поистине это письмо Кассандры
[3]
– все его
зловещие предсказания сбываются, да и многие другие, еще более тяжкие бедствия
обрушиваются на короля. Оба сына, подаренные ему Марией де Гиз, умирают в
колыбели, и у Иакова V в его лучшей поре все еще нет наследника короны, которая
год от года вое более его тяготит. В конце концов непокорные бароны вовлекают
его в войну с могущественной Англией, чтобы в критическую минуту предательски
покинуть. У Солуэльского залива Шотландия узнала не только горечь, но и позор
поражения
[*] Войско, покинутое предводителями
кланов, трусливо разбежалось, почти не оказав сопротивления, а король,
мужественный рыцарь, в этот тяжкий час сражается не с чуждым врагом, а с
собственной смертью. В Фокленде лежит он, измученный лихорадкой, утомленный
постылой жизнью и бессмысленной борьбой.
В тот хмурый зимний день 9 декабря 1542 года, когда за окнами стоял
непроницаемый туман, в ворота замка Фокленд постучал гонец. Он принес
измученному, угасающему королю весть о том, что у него родилась дочь,
наследница. Но в опустошенной душе Иакова V нет места радости и надежде.
Почему не сын, не наследник?.. Обреченный смерти, видит он повсюду лишь
несчастье, крушение и безысходное зло. «Женщина принесла нам корону, с женщиной
мы ее утратим», – произносит он покорно. Это мрачное пророчество было его
последним словом. Глубоко вздохнув, повернулся он к стене и больше ни на что не
отзывался. Спустя несколько дней его предали земле, и Мария Стюарт, еще не
научившись видеть мир, стала королевой.
Однако быть из рода Стюартов и притом шотландской королевой значило нести
двойное проклятие, ибо ни одному из Стюартов не выпало на этом престоле
счастливо и долго царствовать
[4]
. Двое королей
– Иаков I и Иаков III – были умерщвлены, двое – Иаков II и Иаков IV – пали на
поле брани, а двум их потомкам – этой еще несмышленой крошке и ее кровному
внуку Карлу I – судьба уготовила еще более страшную участь – эшафот. Никому из
этого рода Атреева
[5]
не было дано достичь
преклонных лет, никому не благоприятствовала судьба и звезды. Вечно воюют они с
врагами внешними, врагами внутренними и с самими собой, вечно окружены смутой и
носят смуту в себе. Их страна так же не знает мира, как не знают его они сами.
Меньше всего могут они положиться на тех своих подданных, кто должен быть
опорою трона, – на лордов и баронов, на все это мрачное и суровое, дикое и
необузданное, алчное и воинственное, упрямое и своенравное племя рыцарей, – «un
pays barbare et une gent brutelle»
[*], как
жалуется Ронсар, поэт, заброшенный в эту страну туманов
[6]
. Чувствуя себя в своих поместьях и замках маленькими
королями, лорды и бароны гонят, точно убойный скот, подвластных им пахарей и
пастухов в свои нескончаемые драки и разбойничьи набеги; неограниченные
властители кланов, они не знают иной утехи, кроме войны. Их стихия – раздоры,
их побуждение – зависть, все их помыслы о власти. «Золото и корысть –
единственные сирены, чьих песен заслушиваются шотландские лорды, – пишет
французский посол. – Учить их, что такое долг перед государем, честь,
справедливость, благородные поступки, – значит лишь вызвать у них насмешку».
Драчливые и хищные, как итальянские кондотьеры, но еще более необузданные и
неотесанные в проявлении своих страстей, все эти древние могущественные кланы –
Гордоны, Гамильтоны, Араны, Мейтленды, Крофорды, Линдсеи, Леноксы и Аргайлы –
вечно грызутся между собой из-за первенства. То они ополчаются друг на друга в
бесконечных усобицах, то клятвенно скрепляют в торжественных «бондах»
[*] свои недолговечные союзы, сговариваясь против
кого-то третьего, вечно сбиваются в шайки и клики, но ничем не связаны меж
собой и, будучи все родственниками и свойственниками, на самом деле завистливые
и непримиримые враги. В душе это все те же язычники и варвары, как бы они себя
ни именовали, протестантами или католиками, – смотря по тому, что им выгоднее,
– все те же правнуки Макбета и Макдуфа, кровавые таны, столь блистательно
запечатленные Шекспиром.
Только в одном едина неукротимая завистливая свора – в борьбе против своего
государя, короля, ибо всем им одинаково несносно послушание и незнакома
верность. И если эта «кучка негодяев» – «parcel of rascals», как заклеймил их
шотландец из шотландцев Бернс
[7]
, – и терпит
некое подобие власти над своими замками и прочим достоянием, то лишь из
ревности одного клана к другому. Гордоны потому оставляют корону Стюартам, что
боятся, как бы она не досталась Гамильтонам, а Гамильтоны – лишь из ревности к
Гордонам. Но горе шотландскому королю, вздумай он в своей пылкой, юношеской
самонадеянности стать королем на деле, насаждать в стране порядок и добрые
нравы и противостоять алчности лордов! Весь этот враждующий между собой сброд
тотчас же по-братски сплотится, чтобы свергнуть своего государя; и коль не
сладится у них дело мечом, то к их услугам надежный кинжал убийцы.
