Поистине снисходительной карой за столько содеянных безумств должно назвать
это романтическое заточение по сравнению с тем, что выпало на долю ее
соучастника и возлюбленного. Не так мягко обошлась судьба с Босуэлом! На море
и на суше, невзирая на обещания, преследует изгнанника разъяренная свора,
голова его оценена в тысячу шотландских крон, и Босуэл знает: самый надежный
друг в Шотландии выдаст и продаст его за эту награду. Но не так-то легко
захватить удальца: он пытается собрать своих верных для последнего
сопротивления, а потом бежит на Оркнейские острова, чтобы оттуда развязать
войну с лордами. Меррей с флотилией из четырех кораблей высаживается на
островах, и лишь с трудом ускользает гонимый от своих преследователей,
отважившись в утлой скорлупке выйти в открытое море. Он попадает в шторм. С
изодранными парусами держит курс суденышко, предназначенное для каботажного
плавания, к берегам Норвегии, где его захватывает датский военный корабль.
Опасаясь выдачи, Босуэл хочет остаться неузнанным. Он берет у матроса платье –
уж лучше сойти за пирата, чем за разыскиваемого короля Шотландии. Однако вскоре
дознаются, кто он. Босуэла пересылают с места на место и в Дании даже
отпускают на свободу; он уже радуется счастливому избавлению. Но тут лихого
сердцееда настигает Немезида: положение его резко ухудшается, оттого что
какая-то датчанка, которую он в свое время обольстил, пообещав на ней жениться,
подала на него жалобу. Между тем в Копенгагене дознались, какие ему вменяются
преступления, и с этой минуты над его головой занесен топор. Дипломатические
курьеры мчатся взад и вперед. Меррей требует его выдачи, особенно неистовствует
Елизавета, которой важно заручиться свидетелем против Марии Стюарт. В свою
очередь, французские родичи Марии Стюарт тайно хлопочут, чтобы датский король
не выдал опасного свидетеля. Заточение Босуэла становится все более строгим,
однако только тюрьма и защищает его от возмездия. Человек, который на поле
брани не дрогнул бы и перед сотнею врагов, должен каждый день со страхом ждать,
что его в цепях пошлют на родину и после страшных пыток казнят как цареубийцу.
Одна темница сменяется другой, все суровее и теснее его заключение, точно
опасного зверя, держат узника за стенами и решетками, и вскоре он уже узнает,
что только смерть освободит его от оков. В ужасающем одиночестве и бездействии
проводит неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом этот сильный,
брызжущий энергией человек, гроза врагов, кумир женщин, живьем гниет и
разлагается исполинский сгусток жизненной энергии. Хуже пытки, хуже смерти для
бесшабашного удальца, который только в преизбытке сил и в безбрежности свободы
дышал полной грудью, который вихрем носился по полям во главе охоты, вел своих
верных навстречу врагу, дарил любовь женщинам всех стран и познал все радости
духа, – хуже пытки и смерти для него это жуткое праздное одиночество среди
холодных, немых, угрюмых стен, эта пустота уходящего времени, сокрушающая
жизненную энергию. По рассказам, которым охотно веришь, он как бесноватый бился
о железные прутья своей клетки и жалким безумцем кончил жизнь. Из всех
многочисленных спутников, претерпевших ради Марии Стюарт пытку и смерть, на
долю этого горячо любимого выпало самое долгое и страшное покаяние.
Но помнит ли еще Мария Стюарт о Босуэле? Действует ли и на расстоянии
заклятие его воли или медленно и постепенно расступается огненный круг? Никто
не знает. Как и многое другое в ее жизни, это осталось тайной. И только одному
удивляешься. Едва встав после родов, едва сбросив с себя иго материнства, она
уже вновь исполнена женского очарования, опять источает соблазн и тревогу.
Опять – в третий раз – вовлекает она юное существо в орбиту своей судьбы.
Приходится все снова и снова с прискорбием повторять это: дошедшие до нас
портреты Марии Стюарт; написанные большей частью посредственными мазилами, не
позволяют нам взглянуть в ее душу. Со всех полотен глядит на нас с будничным
безразличием милое, спокойное, приветливое лицо, но ни одно из них не передает
того чувственного очарования, которое, несомненно, исходило от этой
удивительной женщины. Надо полагать, она излучала какое-то особое обаяние
женственности, ибо всюду, и даже среди врагов, приобретает она друзей. И
невестою, и вдовой, на каждом троне и в каждом узилище умела она создать вокруг
себя эту атмосферу сочувствия, так что самый воздух вокруг нее как бы пронизан
теплом и ласкою. Едва появившись в Лохливене, она сразу покорила молодого лорда
Рутвена, одного из своих стражей; лорды вынуждены были убрать его. Но не успел
Рутвен покинуть замок, как ею покорен другой юный лорд, Джордж Дуглас
Лохливенский. Понадобилось лишь несколько недель, и сын ее тюремщицы готов на
любые жертвы – во время ее побега он самый ревностный и преданный ее
помощник.
Был ли он только помощником? Не был ли юный Дуглас для нее чем-то большим в
эти месяцы заточения? Осталась ли эта склонность рыцарственной и платонической?
Ignorabimus
[*]. Во всяком случае, Мария
Стюарт, не стесняясь, использует чувства молодого человека и не скупится на
хитрость и обман. Кроме личного очарования, у королевы имеется еще и другая
приманка: соблазн добиться вместе с ее рукой и власти магнетически действует на
всех, кого она ни встречает на своем пути. Похоже, что Мария Стюарт – но тут
можно отважиться лишь на догадку – поманила польщенную мать юного Дугласа
возможностью брака, чтобы купить ее снисходительность, ибо постепенно охрана
становится все более нерадивой и Мария Стюарт может наконец приступить к делу,
к которому устремлены все ее помыслы: к своему освобождению.
Первая попытка (25 марта), хоть и искусно подготовлена, терпит неудачу.
Каждую неделю одна из прачек замка вместе с другими служанками переправляется в
лодке на берег и обратно. Дуглас взялся уломать прачку, и она согласилась
обменяться с королевой платьем. В грубой одежде служанки; под густым
покрывалом, скрывающим ее черты, Мария Стюарт благополучно минует охрану у
замковых ворот. Она садится в лодку, отплывающую к берегу, где ее поджидает с
лошадьми Джордж Дуглас. Но тут одному из гребцов вздумалось пошутить со
стройной прачкой, накинувшей на голову вуаль. Под предлогом, что он хочет
поглядеть, какова она лицом, он пытается сорвать с нее покрывало, и Мария
Стюарт в страхе хватается за нее своими узкими, белыми, нежными руками. И эта
тонкая аристократическая рука с холеными пальчиками, какие трудно предположить
у прачки, выдает ее. Гребцы всполошились и, хоть разгневанная королева
приказывает им грести к противоположному берегу, поворачиваются отвозят ее
обратно в тюрьму.
О случае этом немедленно доносят властям, и охрану узницы усиливают.
Джорджу Дугласу запрещено появляться в замке. Но это не мешает ему поселиться
поблизости и держать с королевой постоянную связь; как преданный гонец, он
несет почтовую службу между ней и ее сторонниками. Ибо, сколь это ни странно,
у королевы-узницы, объявленной вне закона и уличенной в убийстве, после года
правления Меррея опять появились сторонники. Кое-кто из лордов, Сетоны и
Хантлеи в первую голову, отчасти из ненависти к Меррею все время хранили
верность Марии Стюарт. Но что особенно удивительно, самых рьяных приверженцев
находит она в Гамильтонах, своих заклятых противниках. Дома Гамильтонов и
Стюартов искони враждовали между собой. Гамильтоны – самый могущественный род
после Стюартов – ревниво оспаривали у Стюартов корону для своего клана; теперь
им представляется удобный случай, женив одного из своих сынов на Марии Стюарт,
возвести его на шотландский престол. Эти соображения заставляют их – ибо что
политике до морали! – стать на сторону женщины, чьей казни за мужеубийство они
домогались всего лишь несколько месяцев назад. Трудно предположить, что Мария
Стюарт серьезно (или Босуэл уже забыт?) подумывала о том, чтобы выйти замуж за
одного за Гамильтонов. Очевидно, она изъявила согласие из расчета, надеясь этим
купить себе свободу. Джордж Дуглас, которому она тоже обещала свою руку –
двойная игра отчаявшейся женщины, – служит ей посредником в этих переговорах,
кроме того, он руководит всей операцией в целом. Второго мая приготовления
закончены; и, как всегда в тех случаях, когда отвага призвана заменить
осмотрительность, Мария Стюарт бестрепетно встречает неизвестность.