Какое-то сближение становится возможным, когда Мария Стюарт отказывается от
своего непримиримого отношения к факту коронования ее сына лордами и выражает
готовность признать за ним некоторые права на корону. Разумеется, она и теперь
не намерена отречься от королевского титула, и жить и умереть она хочет
миропомазанницей с венцом на челе, но, чтобы купить себе свободу, готова делить
его с сыном. Впервые мелькает у нее мысль о компромиссе. Пусть сын правит и
зовется королем, лишь бы и ей позволили именоваться королевой, лишь бы на ее
отречение был наведен стыдливый глянец сусальной позолоты! Постепенно
завязываются тайные переговоры. Однако Иаков VI, на которого давят лорды, ведет
их как расчетливый игрок. Без зазрения совести торгуется он одновременно с
обеими сторонами, ходит Марией Стюарт под Елизавету, а Елизаветой под Марию
Стюарт и ставит попеременно на обе религии, готовый отдать предпочтение той
стороне, которая дороже заплатит, ибо для него это не вопрос чести: ему важно
остаться королем Шотландии и в то же время обеспечить себе право на английский
престол; он хочет наследовать не одной, а обеим женщинам. Он не прочь остаться
протестантом, поскольку это ему выгодно, но склоняется и к католицизму, буде
там лучше заплатят; мало того, семнадцатилетний юноша, чтобы обеспечить себе
английскую корону, не отступает и перед вовсе уж неблаговидной сделкой: он
готов жениться на изрядно побитой молью Елизавете, даром что та на девять лет
старше его матери и к тому же ее испытанная противница и соперница. Для
Дарнлея-младшего эти переговоры – вопрос простого расчета, тогда как Мария
Стюарт, все еще живущая иллюзиями и чуждая реальной жизни, пылает и трепещет,
воодушевленная последней надеждой – путем соглашения с сыном вырваться на
свободу и в то же время остаться королевой.
Но Елизавета сразу же бьет тревогу. Она боится, как бы мать с сыном не
договорились. Не теряя ни минуты, вторгается она в еще неокрепшую пряжу
переговоров. Циническое знание людей подсказывает ей, чем взять неустойчивого
юношу: игрой на его человеческих слабостях. Она посылает молодому королю,
помешанному на охоте, отборных лошадей и собак. Она подкупает его советников и
предлагает ему самому ежегодный пенсион в пять тысяч фунтов, что при вечных
недостатках у шотландского двора само по себе является решающим доводом; кроме
того, она пускает в ход испытанную приманку – английское престолонаследие. Как
и обычно, дело решают деньги. В то время как ничего не подозревавшая Мария
Стюарт продолжает дипломатическую игру на пустом месте, вкупе с папою и
испанским королем строит воздушные замки насчет католической Шотландии, Иаков
VI тишком подписывает договор с Елизаветой, где подробно изложено, что эта
сделка принесет ему как в деньгах, так и в других благах, но где ни словом не
упомянут, казалось бы, более чем уместный здесь пункт об освобождении его
матери. Ни единой строчки о пленнице, совершенно ему безразличной, раз с нее
больше ничего не возьмешь. Через голову матери, как будто ее и нет на свете,
договаривается сын со злейшим ее врагом. Пусть женщина, даровавшая ему жизнь,
теперь, когда от нее больше нечего ждать, оставит его в покое! Как только
договор подписан и милый сынок разжился деньгами и собаками, он сразу же
обрывает переговоры с матерью. Стоит ли церемониться с бессильной женщиной! По
поручению его величества короля составляется строжайший рескрипт, где в грубо
канцелярском тоне сообщается, что Мария Стюарт навсегда лишена титула и всех
прав королевы Шотландской… Отняв у противницы державу, корону, власть и
свободу, бездетная соперница отнимает у нее еще и последнее – сына. Наконец-то
она окончательно отомщена.
Победа Елизаветы означает полный крах последних иллюзий Марии Стюарт. Вслед
за мужем, вслед за братом, вслед за подданными от нее отвернулся сын, ее
кровное дитя, и теперь она одна в целом мире. Ее разочарованию, ее возмущению
нет границ. Отныне ей ни до кого дела нет. Ни с кем она больше считаться не
будет! Раз сын от нее отрекся, что ж, и она отречется от сына. Раз он продал ее
права на престол, она продаст его права. И она называет Иакова VI выродком,
ослушником, неблагодарным, испорченным мальчишкой, она проклинает его и грозит,
что по завещательному распоряжению лишит его не только шотландской короны, но и
английских преемственных прав. Чем такому изменнику и еретику, пусть лучше
престол Стюартов достанется чужому государю! С этим твердым решением она
предлагает Филиппу II шотландские и английские преемственные права, если тот
обещает бороться за ее освобождение и смирить Елизавету, убийцу всех ее надежд.
Что ей теперь ее страна, ее сын! Лишь бы жить подольше, лишь бы вырваться на
свободу и победить! Отныне она ничего не боится и самые отчаянные решения ей не
страшны. Кто все потерял, тому больше нечего терять.
Годами в измученной, униженной женщине накапливались гнев и озлобление.
Годами надеялась она, торговалась, интриговала, злоумышляла и искала
возможностей договориться. Ныне мера ее терпения исполнилась. Точно вырвавшееся
на волю пламя, вспыхнула подавленная ненависть к мучительнице, узурпаторше,
палачихе. Уже не только как королева на королеву – как женщина на женщину
бросается Мария Стюарт на Елизавету, словно норовя выцарапать ей глаза. Поводом
служит ничтожный инцидент: графиня Шрусбери, злобная истеричка и интриганка,
под горячую руку обвинила Марию Стюарт в том, что у той амуры с ее супругом.
Глупая бабья сплетня, разумеется, и сама графиня ей не верила, но Елизавета, не
пропускавшая случая повредить доброй славе своей соперницы, постаралась, чтобы
эта скандальная история дошла до иностранных дворов, так же как в свое время
она разослала всем иностранным государям пасквиль Бьюкенена вместе с «письмами
из ларца». И тут Мария Стюарт взвилась на дыбы. Мало того что у нее отняли
власть, свободу, последнюю надежду и сына, надо еще коварно запятнать ее честь!
Ее, которая живет в затворничестве монахиней, не зная ни радостей, ни утех
любви, хотят выставить на поругание, как блудодейку, покушающуюся на святость
семейного очага! Ее раненая гордость восстает и требует удовлетворения, и
графиня Шрусбери на коленях отрекается от своей бесчестной лжи. Однако Марии
Стюарт совершенно точно известно, кто воспользовался этой ложью, чтобы смешать
ее с грязью; она почуяла предательскую руку противницы и на удар, из-за угла
нанесенный ее чести, отвечает открытым ударом. Давно уже грызет ее злобное
нетерпение, давно хочется ей, как женщина женщине, высказать этой якобы
девственной королеве, которая тщится слыть зерцалом добродетели, всю
неприкрытую правду. И она пишет Елизавете письмо, будто бы затем, чтобы
уведомить ее по дружбе, какую клевету и небывальщину распространяет графиня
Шрусбери насчет ее частной жизни, на самом же деле чтобы бросить в лицо «милой
сестрице», что уж ей-то никак не пристало разыгрывать непорочную и порочить
других. В письме, дышащем лютой ненавистью, удар следует за ударом. Все слова
жестокой правды, какие одна женщина может высказать другой, здесь высказываются
вслух, все дурные черты Елизаветы высмеиваются ей в глаза, все ее женские
секреты безжалостно выволакиваются на свет. Мария Стюарт сообщает Елизавете
якобы «по дружбе», а на самом деле чтобы смертельно ее уязвить, что графиня
Шрусбери говорит про нее, будто она так тщеславна и так высоко мнит о своей
красоте, словно она сама царица небесная. Она, мол, ненасытно жадна до лести и
требует от своих потакателей, чтобы те постоянно ей кадили и превозносили ее до
небес, сама же в припадке раздражения истязает своих придворных дам и
горничных. Одной она будто бы сломала палец, другую, которая ей не угодила,
прислуживая за столом, ударила ножом по руке. Но все это лишь скромные нападки
по сравнению с ужасными разоблачениями из интимной жизни Елизаветы. Графиня
Шрусбери, по словам Марии Стюарт, уверяет, будто на ляжке у Елизаветы гнойная
язва – намек на сифилитическое наследие ее отца; она, мол, уже старуха и
кончает носить крови, а все еще падка до мужчин. И не то чтобы она
довольствовалась одним (графом Лестером), с которым спала несчетное число раз –
«infinies foys», – она не пропускает ни одного случая потешить свою плоть и ни
за что не откажется от своей свободы забавляться и получать удовольствие со все
новыми и новыми любовниками – «jamais perdre la liberté de vous fayre d’amour
et avoir vostre plésir toujours avecques nouveaulx amoureulx». Среди ночи
пробирается она в спальни мужчин в одной рубашке и накидке, и эти приключения
обходятся ей недешево. Мария Стюарт называет имена и приводит подробности. И,
не щадя ненавистную, наносит ей жестокий удар в самое больное место. С
насмешкой ставит она ей на вид (кстати, и Бен Джонсон открыто рассказывал об
этом собутыльникам), что она, несомненно, не похожа на всех женщин, а потому
глупости болтают все те, что притворно ждут ее предполагаемой свадьбы с
герцогом Анжуйским, потому что этого быть не может. «Undubitablement vous
n’estiez pas comme les autres femmes, et pour ce respect c’estoit follie à tous
ceulx qu’affectoient vostre manage avec le duc d’Anjou, d’aultant qu’il ne se
pourroit accomplir». Да пусть Елизавета знает, что ее ревниво оберегаемая тайна
стала общим достоянием – тайна ее женского убожества, дозволяющего
любострастие, но не подлинную страсть, извращенную игру, но не полное
обладание, тайна, навсегда лишающая ее радостей королевского союза и
материнства. Ни одна женщина на свете не говорила этой всесветной
властительнице всю неприкрытую правду, как сказала эта узница из своего
заточения: замороженная на двадцать лет ненависть, удушливый гнев и скованные
силы вдруг берут свое – они вздыбливаются в яростном порыве, и удар разъяренной
тигрицы метит в самое сердце мучительницы.
