Куда делся Женька, Света не знала. От матери он ушел. Когда через год свекровь оказалась в больнице с тяжелой болезнью почек, он ни разу у нее не появился. За Ольгой Дмитриевной ухаживала она, разрываясь между нею и Машей. Благо, отец помогал. А еще и работать надо было. Она делала на дому переводы с итальянского.
В палате появилась еще одна женщина, тоже безнадежная, из Петрозаводска. За нею ухаживал сын Никита, бывший полковник-пограничник. Они разговаривали, помогали друг другу. Никита был старше на десять лет, невысокий и крепкий, однако военная выправка делала его фигуру внушительной. Коротко стриженные, русые с проседью волосы, высокий лоб с глубокой поперечной морщиной. Никита носил аккуратные усы, но Свете казалось, что ему пошла бы борода. Однако самым удивительным в нем был взгляд. Света наблюдала за ним украдкой. Его темно-серые глаза словно смотрели в какой-то реально существующий, но не видимый для нее мир. Он возвращался из него, и на секунду взгляд его становился растерянным и беззащитным, как у близорукого человека, который только что снял очки и почти ничего не видит. И тогда Света вдруг чувствовала к нему острую жалость – такую она испытывала до сих пор только к дочери. Но вот Никита становился прежним, строгим и собранным, и Свете становилось за свое непрошеное чувство неловко.
Как-то она пришла к свекрови и обнаружила кровать ее соседки пустой. «Умерла Ира, - вздохнула Ольга Дмитриевна. – И мне пора».
Через два дня, поздно вечером, раздался звонок.
«Завтра утром улетаю, - Света узнала Никитин голос. – Вот, звоню попрощаться».
Она говорила что-то такое дежурное, соболезнующее, вежливое. А потом всю ночь не спала, не могла утра дождаться. Бросила Машку на соседку и понеслась через весь город в аэропорт. Объявили посадку, Света вертела головой во все стороны, испугалась, что просмотрела, пропустила, в отчаянье резко повернулась и… попала прямо в Никитины объятья. От него пахло терпким одеколоном и мятными леденцами. Он ей что-то говорил, она что-то отвечала, а запомнила одно: «Я приеду к тебе».
Приехал. И остался. И готовит вот на кухне мясо по китайскому рецепту.
Зазвонил телефон.
- Кит, возьми, это, наверно, папа, - крикнула Света.
Он поговорил, вошел в ванную, сел на край.
- Что?
- Не хотелось бы быть циничным, но… Похоже твоя мечта вполне может осуществиться.
- Ты хочешь сказать?… - Света резко села, вода выплеснулась на пол.
- Да. Твоя бабушка умерла.
- Как? Когда? Кто звонил?
- Отец. Ему позвонила Полина, в истерике. Короче, все уехали, Эсфирь Ароновна сказала, что ночью плохо спала, поэтому хочет подремать. Попросила, чтобы Полина разбудила ее в пять часов пить чай. Та пришла и…
- Сердце?
- Наверно. Миша повез ее в город, в Джанелидзе.
- А разве так можно? – удивилась Света.
- Нет, конечно. А что им было делать? Сто лет ждать труповоз? Они договорились, что скажут, будто ей стало плохо, и Миша повез ее в город, а по дороге она умерла. Не все ли равно.
- И правда.
- Кирилл Федорыч туда приедет, официально опознает. Сказал, что потом позвонит.
- Не знаю, что и сказать, - Света включила душ, чтобы смыть мыло. – Не знаю. Когда твоей бабке под восемьдесят, знаешь, что она может умереть в любой день. Но говоришь: пожалуйста, еще не сегодня. Даже если совсем ее не любишь. Когда я говорила про мечту, это не значило, что жду с нетерпением. – Она вытащила пробку, сняла с батареи полотенце. – Жутко все-таки. Сначала шутки эти глупые, потом Вероника, а потом и бабушка. Самая старая в семье и…
- Я понял, - Никита помог ей выбраться из ванны. – Только, боюсь, это не совсем шутки.
* * *
- Эй, Жорик, поди сюда. Глянь-ка! Что это за хрень, как ты думаешь?
- А фиг его знает. Единичные точечные кровоизлияния.
- Может, отправить на токсикологию?
- Далась тебе эта токсикология. Ты в прошлый раз отправил, и что? А тогда повод был намного серьезнее. Вечно тебе ужасы мерещатся. Вполне естественная смерть. Может, тебе в судебный морг перейти работать?
- Но откуда-то это ведь взялось?
- Ну и нудный же ты, Коля. Вот сейчас тресну тебе в лоб, и тоже будут точечные кровоизлияния. Только, боюсь, не единичные. Такие штуки и у здоровых людей бывают. Еда, вода, водка, курево, лекарства, стресс.
- А что в заключении писать? Упоминать?
- Не советую. Причина смерти установлена? Установлена. Зашивай и пиши. Зачем тебе лишний геморрой? У нас вон еще три клиента на очереди.
* * *
Ошибки. Никуда от них не деться. Все учесть невозможно. Да и времени продумать все досконально не оставалось. Надо было торопиться. Другой такой случай мог и не представиться.
Все сошло, все получилось. Но ошибки были. Хотя и не очень грубые. Или это только так кажется, что не очень грубые?
Вполне естественная смерть. Конечно, чья-то хулиганская выходка могла ее спровоцировать. Но кто же мог знать, что так выйдет. Впрочем, о хулиганской выходке и речи не было. Так и не смогли объяснить, как же сами собой зажглись свечи в церкви и зазвонили колокола. Мистика-с. Семейное предание. Очень в тему. Чучело? Да, чучело – это уже хулиганство. Но не убийство ведь.
Вот только Никита…
На что угодно можно спорить, он кое-что заметил. Может, не понял, что к чему. Наверняка не понял. Но если даст себе труд свести все воедино и задуматься…
* * *
Они собрались в большом кабинете Эсфири Ароновны. Болезненно худая секретарша в лиловом костюме принесла кофе и минеральную воду. Илья нетерпеливо посмотрел на часы. Нотариус опаздывал на десять минут.
Встреча была назначена на двенадцать часов дня в офисе. Момент, так сказать, истины. Накануне состоялись похороны.
Никита вспомнил вчерашний день и поморщился.
- …Здесь, на Большеохтинском, все наши похоронены. И прабабушка, и дедушка, и тетя Настя. С детства помню, как сюда ходили. Особенно почему-то хорошо помню пруд. Вода рыжая, ржавая и чертова тьма головастиков.
Света, одетая в черный брючный костюм, мяла в руках букет белых роз. Они с Никитой шли в самом хвосте похоронной процессии. Оркестр натужно выдувал похоронный марш. Их хоронили вместе – Веронику и Эсфирь Ароновну.
Небо хмурилось, пару раз начинал накрапывать дождь, словно раздумывая, стоит ли разойтись всерьез или подождать ради такого случая. Настроение соответствовало. Казалось бы, какое еще оно может быть на похоронах, но Никиту раздражало всеобщее лицемерие. Пожалуй, искренне плакали только родители Вероники, да и Дима, похоже, не особо притворялся. Остальные… От фальши сводило скулы. Маски сидели непрочно, нет-нет, да и сползали.
Вот Валерий. Забыл, что надо скорбеть, мечтательная полуулыбка облачком набежала, наверно, о наследстве задумался. Спохватился, скисломордился. Да и другие ничем не лучше.
