— Может быть, она и не знала названия. Привезли на какое-то из мелких озер, а названия могли и не сказать. Некоторые из таких озер вообще безымянные. А может, это один из заливов Форельного озера. Приезжий не будет знать названия.
— А утаивать что-то в этом смысле она может? — спросил Кардинал.
— Разумеется, она может что-то помнить и не хотеть вам говорить. Может придумывать, пытаясь что-то скрыть. Что же касается того, чтобы сознательно вводить вас в заблуждение, то все мы слишком плохо ее знаем и потому не можем решить, способна она на это или нет.
Обычно Кардинал и Делорм не имели разногласий насчет ведения дела и как допрашивать свидетеля, но сейчас молчание в машине было угнетающим. Делорм остановилась на красный свет, и Кардинал считал про себя секунды.
— Ну ладно, — сказала Делорм. — Каким все-таки образом она может помнить серебристый цвет машины, которая ее подобрала, и не помнить человека за рулем?
— Брось. Мы сплошь и рядом сталкиваемся с подобным. Свидетели отлично помнят, какие туфли были на человеке, но был ли он в шляпе или без — сказать не могут. Это ничего не значит.
— У тебя не сложилось впечатления, что она сознательно выбирает, что нам говорить, а что нет?
— У меня сложилось впечатление, что она еле-еле оправилась от шока.
— Знаешь, по-моему, у нее достаточно нянек, и в дополнительной она не нуждается.
— Думаю, она рассказывает нам все, что может. Погляди на нее. Разве она похожа на femme fatale?
Делорм покосилась на Кардинала:
— Ты замечал, что проявляешь к женщинам снисходительность? Не допрашиваешь их с тем же пристрастием, как мужчин?
— Неправда! — возмутился Кардинал. — Кое-кого из них я прекрасно упрятывал за решетку. А вот ты, напротив, не так строга к мужчинам.
— Может быть. — Делорм пожала плечами — движение, которое придавало ей, по крайней мере в глазах Кардинала, французский шарм. — Наверно, это потому, что меня больше возмущают женские преступления или когда женщины словно не понимают, что им выгодно, а что нет.
— По-моему, мисс Тейт не относится ни к той, ни к другой категории.
Делорм покачала головой:
— С тобой все ясно, Кардинал. Ты даже не знаешь хорошенько этой женщины, но, кажется, уверен, потому лишь, что она ровесница твоей дочери, будто отлично ее понимаешь и видишь насквозь.
— Нелепая мысль. Я даже обсуждать это не буду.
— Но это чистая правда.
— Не буду обсуждать, и точка!
— Ну и ладно.
— Ты что, на Прибрежное едешь или куда?
Делорм сменила полосу, обгоняя SUV, и нажала на газ.
В сороковые и пятидесятые на Прибрежном шоссе мотели вырастали как грибы благодаря прекрасному виду на озеро Ниписсинг, открывавшемуся оттуда. Позднее, в шестидесятые и семидесятые, к мотелям прибавились многоквартирные дома-коробки, и прекрасный вид оказался испорчен. На северной стороне шоссе возникли торговые центры и заведения быстрого питания, а на южной протянулась цепь мотелей.
Возле самого города — «Феникс», «Авалон», «Коттеджи красотки Кэти Ли», а подальше — еще одна группа мотелей, в том числе «Сельский приют», «Сосны» и мотель под устрашающим названием «Конец пути». Самый дальний мотель по шоссе, уродливое красно-кирпичное бунгало, называется «Каталония», а почему, толком объяснить никто не мог.
«Каталония» находится на том отрезке, где шоссе идет вверх, поворачивая в сторону Одиннадцатого. Стоит мотель не на самом озере, а через дорогу от него, отчего рекламные щиты напирают в основном на такие его преимущества, как бесплатные местные телефонные переговоры, кондиционеры и чистота в номерах. Кардинал и Делорм начали с «Каталонии» и двинулись обратно в направлении города, расспрашивая хозяев, не исчезали ли в последнее время у них постояльцы.
Поздняя весна для мотелей — межсезонье. Подледный лов и катание на снегоходах окончены, а время летних видов спорта еще не пришло. А тот, кто раз испробовал на себе, что такое мошкара, вряд ли повторит ошибку, приехав в Алгонкин-Бей в это время года еще раз. Короче, поскольку пропадать было особенно и некому, никто из постояльцев и не пропал, в чем труженики сервиса и заверили детективов.
Часа два или даже больше Кардинал и Делорм опрашивали владельцев, останавливаясь у каждого мотеля на Прибрежном. Но никто не вспомнил о пропавшем клиенте и не признал Терри Тейт по фотографии.
— Забавно, — сказала Делорм, когда они уже подъезжали к городу.
— Она могла остановиться и где-то еще, — сказал Кардинал. — Мы не все места проверили.
— Но она говорила, что мотель был на озере.
— На каком-то озере, не обязательно на Ниписсинг. Озер здесь, как ты, может быть, заметила, довольно много.
— Хорошо, но почему никто не заявил о том, что клиент исчез? Хотя бы для того, чтобы получить деньги по счету?
— Да они привыкли, что их постоянно надувают. Не звонить же каждый раз в полицию. А может, есть и другое объяснение.
— Какое же?
— Там, где она остановилась, и пытались ее убить.
16
Отодвинув свой блокнот, Мартин Эмис отхлебнул глоток пива. На нем были синие джинсы, в должной степени потертые, и модная белая рубашка с закатанными рукавами. Дать интервью в отеле «Гладстон» придумал Кевин. Ему хотелось продемонстрировать знаменитому романисту, что Торонто ни в чем не уступает Лондону или Нью-Йорку. Или даже круче их.
— Расскажите нам о вашем методе работы. Если допустить, что у вас таковой имеется, — сказано это было достаточно небрежно, но звучный баритон в сочетании с оксфордским выговором, не говоря уже о литературных достижениях интервьюера, придавали каждому его слову значительность и весомость. — Я хочу сказать, что, судя по всему, вы не придаете этому особого значения. Так и представляешь себе Кевина Тейта, набрасывающего стихотворные строки на бумажных салфетках в самолете или на парковочных квитанциях.
— Что ж, вы не так далеки от истины, — отвечал Кевин. — Мне случалось делать записи и на бумажных салфетках. Но вообще я ценю дисциплину. Чтобы сделать что-то стоящее, надо не жалеть времени. От шести до восьми часов каждый день я стараюсь проводить за рабочим столом.
— Это больше похоже на режим романиста, а не поэта.
— И тем не менее это так, Мартин. Я вкалываю не меньше, чем другие.
Маленький демократический штришок не помешает.
— Но я слышал — правда, может быть, это лишь легенда, — что у вас и рабочего стола-то нет.
— Мой рабочий стол там, где мое перо касается бумаги. Это может быть стол в кофейне «Старбекс» или просто пень в чистом поле.
— Простите, друг мой, но проводить шесть часов за пнем, по-моему, не слишком комфортно. Так можно и здоровье потерять.
