Мать утверждает, что с момента ее эмиграции с Кубы все у нее пошло не так. Эмигрировала из Гаваны в Майами в 1980. Через пять лет переехала в Торонто. Говорит, что помощи от родственников в Гаване не получает.
— Эй, Делорм! — Она уже собиралась домой, когда он окликнул ее. Она застыла, сжав дверную ручку. — Не вздумай уходить. Мне кажется, у нас наметился прорыв.
49
«Наш хлеб — это знакомства», — говаривал его шеф Кендалл. И Кардинал сейчас проверял истинность этого положения. Он проработал десять лет в полиции Торонто и теперь использовал все мыслимые источники информации, какие только мог придумать.
Делорм, со своей стороны, в Торонто старалась проводить как можно меньше времени. Но неотъемлемое свойство работы в полиции — это необходимость постоянно учиться: овладевать новыми методами ведения следствия, сбора улик, судебно-медицинской экспертизы, психологических исследований, налаживания связей с агентами. Всевозможным хитростям и уловкам тут нет числа, и копы с удовольствием их используют, чтобы и они помогали расширению контактов.
Так что общими усилиями Кардинал и Делорм ухитрились собрать неплохое досье на человека, чья фамилия еще несколько часов назад ничего им не говорила.
Тони Глейзер, полицейский, осуществлявший надзор за условно осужденными, так отозвался о нем:
— Реймонд Белтран? Был такой у меня лет пятнадцать-шестнадцать назад. Не то четырнадцати, не то пятнадцати лет, условно осужден за то, что проломил лопатой голову одному парню. Для условно осужденного, можно сказать, вел себя идеально — аккуратный, точный, соблюдал все правила. Ему было положено продолжать ходить в школу. Он и ходил. Каждый день от девяти до трех тридцати. Вместе с другими. Посещаемость все два года отличная.
Спокойный, вежливый, отвечал на все вопросы, которые ему задавались. Признаков враждебности не проявлял. Единственное, что можно отметить, — неразговорчивость. На вопросы отвечал односложно, как можно короче. Иногда сопровождал это кивком или покачиванием головы для пущей наглядности.
И дисциплина у него была отличная, по крайней мере когда надзирал за ним я. В общем, никаких нарушений, но, правда, кое-что меня настораживало. Например, однажды на прогулке нам встретилась женщина с кошкой на плече. Я упомянул, что и у меня дома есть кошка. И Реймонд спросил меня: «А внутренности кошки вы когда-нибудь видели?» Я, естественно, ответил отрицательно, и он сказал: «А я видел». Не знаю, как тебе, меня такое замечание смутило.
Когда я спросил, каким образом он мог их видеть, он сказал, что они препарировали кошку на уроке биологии. Я ему не поверил. Во-первых, в школе если препарируют, то лягушек и головастиков. А во-вторых, в его классе еще не было биологии.
Когда я сказал ему, что его двухгодичный условный срок скоро оканчивается, он ответил: «Да, два года. Не знаю, почему мне дали два года за то, что стукнул по башке этого Бобби Блэкмора. Я делал вещи и похуже, и никого это особо не волновало». — «Какие, например?» — поинтересовался я. Но он замкнулся, и больше из него нельзя было ничего вытянуть. На таких, как он, достаточно бросить взгляд, и сразу ясно, что с парнем что-то неладно. Что-то у них отсутствует. За такими, как Белтран, нужен глаз да глаз, вот что я вам скажу. А если вам подробнее информация требуется, обратитесь в Общество по оказанию помощи детям-католикам. Мать у него была ужасная, скажу я вам.
У Делорм была знакомая в органах социальной защиты, некто Сандра Мейхью, с которой она когда-то, еще в 90-х годах, вместе участвовала в конференции под названием «Женщины и уголовное право». Мейхью была активисткой торонтской социальной службы и за десять лет много чего повидала.
Она многое поведала о Глории Белтран и ее сыне.
— Но ссылаться на эти сведения нельзя, Лиз. Сообщаю вам их, просто чтобы вы имели общую картину его прошлого. Использовать меня в качестве свидетеля вы не можете.
— Я знаю, — сказала Делорм. — Просто мы трудимся не покладая рук и хватаемся за все, что можно.
— Давайте сперва я расскажу вам о Глории. Она эмигрировала с Кубы, профессии не имела, существовала за счет одного наркодилера, убитого вскоре после ее переезда в нашу страну.
Однажды я нагрянула к ней без предупреждения, как нам и полагается делать. Она долго спрашивала, кто это, не впуская в дом, а потом я увидела парня. Он торопился и на ходу застегивал штаны. Было совершенно ясно, что я прервала их занятия любовью. А рядом, в уголке гостиной, сидел и как ни в чем не бывало смотрел телевизор Реймонд. То есть Глория, как женщина вконец испорченная, была даже не способна понять предосудительность своего поведения.
Реймонд тоже, видимо, считал это делом обычным. На следующий день я с ним беседовала, и он искренне недоумевал, из-за чего, собственно, поднят шум. У нас имелось постановление о передаче его под государственную опеку, но Реймонду тогда уже исполнилось пятнадцать. Передавать его в приют на несколько месяцев не имело смысла.
Соседи жаловались на них обоих — и на мать, и на сына. Квартира была грязная, запущенная донельзя, так что трудно было в ней находиться, а с моим стажем работы в социальной защите, поверьте мне, я в достаточной мере утратила брезгливость. Реймонд был склонен к насилию, и не так, как многие мальчишки, не просто неуправляемый драчун, а мальчик, заранее готовящий свои нападения. Когда он ударил лопатой по голове того мальчика, это была месть за какую-то ерундовую обиду, которую тот нанес ему чуть ли не за несколько месяцев до того.
Несколько раз я пыталась поговорить с ним, но достучаться до него было невозможно — никакого отклика. Чувствовалась в нем и особая враждебность к женщинам, что неудивительно, если вспомнить, как мать приводила в дом мужчин на его глазах. Но дело не только в этом. Задерживали его не так уж часто, но не потому, что он не вызывал подозрений. И этот случай в Риджент-Парке. Свинья грязь найдет.
Поговорите с людьми из Отдела малолетних правонарушителей Пятьдесят первого участка. Они вам расскажут. Припереть к стенке его удавалось не часто, но расспросите, кто был подозреваемым в случае с Молли Дэвис — пропавшей девочкой-подростком, его соседкой. Спросите, кого они подозревали… сейчас, минуту, дайте взглянуть записи… в деле Ричарда Ли, двадцатилетнего парня, прогуливавшего собаку однажды вечером в Ален-Гарденс.
Короче говоря, Лиз, с Реймондом Белтраном я общалась не так уж много. По указу об опеке моим заботам он почти не подлежал, а кроме того, дел у меня и без него была пропасть. Единственное, что я смогла для него сделать, — это устроить его в летний лагерь, когда он впервые пожил за городом, что привело его в полнейший восторг. Но, повторяю еще раз, во всех других случаях моего с ним общения он прямо-таки наводил на меня страх. И эти его жуткие глаза. Нет, когда хотел, он мог быть совершенно очаровательным, но это было таким явным притворством, что даже и тогда хотелось бежать от него без оглядки.
Если подытожить сказанное, Лиз, можно заключить, что Реймонд Белтран — это отклонение от нормы и ошибка природы. Если вам случится общаться с ним, постарайтесь не делать этого один на один.
