— Как твоя фамилия? — Показательное выступление не произвело на завуча никакого впечатления.
— Тихомиров моя фамилия, — с решимостью Мальчиша-Кибальчиша ответил Серега. — И я вам отвечаю, что здесь ничего не было.
— Ставьте парты на место и выходите отсюда! — Нонна Георгиевна не была похожа на человека, который поверил во все то, что ей только что наговорили. — И уберите всю эту чертовщину! — ткнула она пальцем в свечки. — Что за гадость!
Наверное, никогда еще класс не приводился в порядок с такой скоростью. Через минуту парты и стулья стояли на своих местах, доска сияла чистотой, шторы были распахнуты, а лишние бумажки лежали в мусорном ведре.
Нонна Георгиевна лично закрыла кабинет, дважды повернув ключ в замке — никто даже не подумал, откуда он у нее взялся. Завуч повернула бы ключ и три раза, и четыре, но дальше замок не шел. Под бдительным взглядом начальницы ребята спустились на первый этаж, натянули куртки и вышли на крыльцо. Дверь за ними захлопнулась, лязгнул засов.
— Тихомиров, ты что? — тут же шагнула к Сереге Лиза. — Зачем? Она же тебя запомнит.
— Она всех запомнит. — Серега как-то сразу ссутулился, хотя до этого держался ровно и выглядел вполне уверенно. — Да какая разница, на ком она теперь сорвется.
— Ну, ты молоток! — В глазах Токаевой сидело по тонне восхищения. — Тихомиров! Я тебя уважаю.
Серега бледно усмехнулся. Лиза решительно взяла его под локоть и повела к калитке. Митька проследил их торжественный отход и спохватился.
— Надя, — повернулся он к Вытегре. — Ты-то как? Давай провожу…
— Ой, Звонилкин, — простонала Надя. — Только не начинай! Шангин, челюсть подбери!
Она ловко подхватила Пашку за руку и поволокла к воротам.
— Ну, я пошел. — Пашка махнул Звонилкину свободной рукой, зябко передернул плечами в тонкой куртке и ушел за своей дамой через школьную площадку, слабо освещенную двумя скупыми фонарями.
Так они все и разбрелись, оставив Митьку одного.
Вы думаете, он что-нибудь понимал? Ничего! С какого перепугу Вытегра выбрала Пашку? Эсэмэску-то первым он, Митька, отправил. А кулон? Опять себе заграбастала? И что же? Снова его пошлют к ней? А она там с Шангиным? А Тихомиров-то чего за Лизкой почесал? Нет, ну что происходит-то? А посвящение? А что теперь будет с Братством? Нет, ну полный бардак!
Он бы, наверное, прирос к холодным обледенелым ступенькам, но тут за его спиной шваркнул засов, и дверь нехотя открылась.
— Виктория Борисовна? — Такого явления Митька точно не ожидал. Он был убежден, что физичка уже давно ушла. — А разве?..
Виктория Борисовна была бледна, она недовольно хмурила брови.
— Дмитрий, что ты здесь мерзнешь? Пошли.
Она обняла его за плечи и повела в третью сторону, вокруг школы к задней калитке. Митька покорно семенил рядом, боясь поднять на учительницу глаза. Надо было как-то объяснить, что они делали в кабинете, рассказать, как их там застала завуч.
— Вы закрыли кабинет? — По всем правилам Митька должен был пропустить учительницу вперед, но она так решительно пропихнула его к калитке, что он невольно сначала шагнул, а потом уже успел о чем-то подумать.
— Ну да… — Как же ей обо всем рассказать? — И парты все расставили…
— Это хорошо, — бесцветно отозвалась она. — Я слышала, у вас там что-то затевается. Чуть ли не Клуб знакомств?
— Ну да… — как попугай повторил Митька.
Виктория Борисовна вдруг резко остановилась.
— Зря вы это, — быстро зашептала она. — Не стоит портить отношения с завучем. Вам здесь еще учиться, аттестаты получать, в институты поступать. Она может испортить вам жизнь. — Учительница повернулась к Митьке, и тот увидел, каким лихорадочным блеском у нее горят глаза. — Скорее всего я у вас уже не смогу преподавать. Но если вам понадобится помощь, обращайтесь, я буду рада что-нибудь для вас сделать.
Она сунула в онемевшую Митькину руку листок бумаги и пошла дальше. А Звонилкин остался. Потому что если вы думаете, что он что-нибудь понял, то ошибаетесь. Вот теперь-то он точно ничего не понимал.
Хотя нет! Кое-что было ясно и без объяснений. Физика находится над кабинетом завуча. Пока они сидели тихо и выясняли друг с другом отношения, все было хорошо. Как только Серега начал двигать стулья и парты, грохот привлек внимание завучихи. Дальше все пошло по плану. Выходит, Тихомиров все сделал специально? Или это подошедшая Надька всех заложила? Завучиха разгоняет все то, что создавала Лизка, и Вытегра потом организует свое братство. Или союз нерушимый. Или стаю товарищей… Северное и Южное общество декабристов!
Ох, как же тяжело с этими бабами!
Звонилкин повертел в руках листочек, данный учительницей, и, не задумываясь, сунул в карман. Сунул, чтобы тут же забыть о нем.
Дома Митьку ждал все тот же гороскоп.
Ну, скажите, что он не так сделал? Надьку позвал. Что она хорошая, сказал. Или не успел? Ладно, не успел. Зато предложил проводить ее, больную и сопливую. Уже подвиг. Шангин вообще козлом вокруг прыгал, все за себя переживал. Но она все равно ушла с Пашкой, а не с ним.
Скрытны. Неуклонно идут к вершине, невзирая на препятствия. Способны к тяжелой работе. Труд программируют и считают, что мир в долгу у них за их труд. Верят в свои силы, реалисты, осторожны. Не любят зависеть от чьего-то расположения.
Ну, чистая Вытегра! Может, ей предложить яму копать? А чего? Она сможет. Выкопают они траншею вокруг школы на случай внезапного начала Третьей мировой. Совместный труд, говорят, сближает. Вот у него мать с отцом познакомились в стройотряде. Три года вместе учились в институте, не видели друг друга в упор. А как картошку осенью собирать поехали, тут и разглядели. Мать до сих пор любит рассказывать, какие тяжелые мешки отец таскал. Сильнее всех был. Правда, он те мешки до сих пор поминает, когда спина болит. Потом оказалось, он специально перед матерью старался выделиться, чтобы она его заметила…
Заметила…
Так это, чего, Вытегра его просто не замечает?
Да не, как Звонилкина не заметить? Он уже и кактус ей подарил.
— Занимаешься? — На пороге стояла мать.
Вот некстати Митька про этот несчастный цветок вспомнил. Где-то он передачу смотрел, что мысли материальны. Накаркал.
— Димка, а куда наша фиалка делась?
— Какая фиалка? — начал тянуть время Звонилкин. Медленная смерть лучше мгновенной.
— Розовая. У меня в комнате стояла.
— Розовая? — Митька сделал вид, что вспоминает. — Большая или маленькая?
— Не дури! — Мама взлохматила ему волосы. — Ты знаешь, о чем я говорю. Куда дел цветок, охламон? У него на горшке еще три полоски было!
— А чего это я сразу охламон?
Против мамы у него была выработана своя стратегия. Главное, быстренько увести ее от темы. А то ведь из-за этой несчастной фиалки могло и влететь.
