— Наверное, боится показаться дурой.
— Похоже, ты права. Это хорошо! — обрадовалась Мотька. — Ой,
Аська, что мы с тобой все о Степаниде, что у тебя-то? С Аленом у вас, похоже,
не столько любовь, сколько дружба, да?
— Да…
— И ты ни в кого не влюблена?
— Да как тебе сказать…
— Скажи, как есть!
— Мотька, только это между нами…
— Ты что тут, в Париже, сдурела? Я тебя когда-нибудь
подводила?
— Нет, конечно, извини…
— Ну, так в кого ты втюрилась?
— Я не втюрилась, просто мне очень понравился один человек…
— Какой человек? Откуда?
— Из Швеции.
— Из Швеции? — удивилась Мотька.
— Да, дед не так давно брал меня с собой в Стокгольм, и я
там познакомилась с сыном одной знаменитой певицы… которая пела вместе с дедом…
А на другой день она и ее сын возили нас по всяким достопримечательностям…
— А сколько ему лет?
— Двадцать! Он учится в университете, хочет быть врачом…
— А как его звать?
— Олаф!
— Красивое имя! Аська, а он к тебе как?
— Он, Мотька, на меня, по-моему, и не смотрел. Я для него
еще соплячка, наверное.
— Тогда на фиг он тебе нужен? — возмутилась Мотька.
— Понимаешь, он такой красивый! Настоящий викинг!
— Викинг?
— Ну, во всяком случае, я именно так себе представляю
викингов! Высокий, широкоплечий, голубоглазый, волосы совсем светлые…
— И тупой!
— Тупой? С чего ты взяла?
— Ну если он на такую девчонку, как ты, не клюнул, значит,
точно — тупой!
— Спасибо, подружка!
— И между вами ничегошеньки не было? Даже не целовались?
— Нет, какое там… Говорю же, он меня в упор не видел, хотя
был очень вежливым и приветливым… Просто я для него еще мала… Ладно, хватит об
этом, расскажи лучше, что у тебя.
— Ой, Аська, я как заведусь о своих делах, меня и не
остановишь. Поэтому лучше сначала о тебе.
— А что обо мне? Живу, учусь, привыкла уже к Парижу, не так
скучаю… Тебя, конечно, очень не хватает, а так… Ну все, Мотька, выкладывай, что
у тебя! — потребовала я.
— Я ведь уже сказала — у меня Джульетта!
— А как с Олегом?
— С Олегом? Все по-старому. Только он теперь мной гордится.
Мы проговорили до глубокой ночи, вспоминали старое, мечтали,
смеялись вместе над детскими глупостями, словом, нам опять было хорошо вместе.
Глава IV. Моя взяла!
Степанида проснулась рано, в начале восьмого. В первый
момент она ничего не поняла — незнакомая комната, широкая кровать вместо
привычного московского диванчика. Но тут же она все вспомнила. Париж! Она
проснулась в Париже! Ну надо же, кто бы мог еще месяц назад сказать, что такое
возможно? Тем не менее это факт! Вчера ей показывали Париж, свозили и в
Версаль. Вот это красота так красота! А еще два раза они были в кафе.
Интересно, что будет сегодня? Вчера Мотька с Аськой что-то говорили, но она
забыла. «Ой, я же собиралась сегодня сама погулять по городу!» Степанида
прислушалась. В квартире было очень тихо. Похоже, все спят еще. Она тихонько
поднялась и подошла к окну. За окном был Париж! И это не сон!
Быстренько умывшись, Степанида оделась, причесалась и на цыпочках
вышла из комнаты. Пробралась в прихожую и посмотрела на дверь. Ничего
особенного, открыть ее будет несложно. Она очень тихо открыла один замок, потом
второй. Порядок! Вышла, прикрыла дверь за собой. Один замок щелкнул. Отлично!
Вызывать лифт она не стала, быстро сбежала вниз по шикарной, устланной ковром
лестнице. Только бы ее не задержал этот негр-швейцар. Она незаметно прошмыгнула
мимо его двери с окошечком и, к великой своей радости, обнаружила, что входная
дверь приоткрыта. Она проскользнула в нее и очутилась на парижской улице, почти
нос к носу столкнувшись с давешним негром.
— Бон матэн, мадемуазель! — широко улыбнулся он.
— Бон матэн! — храбро проговорила Степанида, радуясь, что
Юлия Арсеньевна успела кое-чему ее научить. И тут же с независимым видом
прибавила шагу, чтобы избежать возможных вопросов. Отойдя от дома на некоторое
расстояние, она оглянулась и внимательно посмотрела на дом, откуда вышла. Он
был очень красив. Она прекрасно его запомнила и двинулась дальше, чувствуя
какое-то странное упоение. Идти одной по утренней парижской улице было
необыкновенно, фантастически приятно. И до ужаса интересно. В этот ранний час
народу на улице было уже довольно много, ходили автобусы, далеко не пустые. «До
чего же скромно тут все одеты, — давалась диву Степанида. — У нас в Москве куда
шикарнее одеваются! А тут… Молодежь почти сплошь в черном. Короткие стрижки. На
лицах у девушек практически никакой косметики. Тоже мне, столица мировой моды!»
— не без пренебрежения подумала Степанида. Ей почему-то казалось, что по
парижским улицам должны ходить сплошь топ-модели в шикарных туалетах. Но после
минутного разочарования она обрадовалась. Она, Степанида, харьковская чупаха,
ничем не хуже этих парижанок. Ничем! Здорово как! А улица красивая, кафе в
основном по углам. А вон цветочный магазин, возле него в ведрышках стоят
обалденные букеты. Степанида даже остановилась, зачарованно разглядывая эту
красоту. Потом медленно двинулась дальше. Из небольшой палатки чем-то очень
вкусно пахло. Она подошла поближе и увидела, что там на какой-то особой плитке
жарятся блинчики! Обычные тонкие блинчики. В этот момент к палатке подошел
молодой парень в черных джинсах и черной футболке. Он что-то с улыбкой сказал
женщине, которая пекла блинчики. Она тоже улыбнулась ему и положила на блинчик
кусок сыра и ветчину, ловко свернула его в трубочку и в бумажной салфетке
подала парню. Он стал есть, не отходя от прилавка, а женщина намазала второй
блинчик вареньем и тоже свернула в трубочку. Парень между тем уже слопал
блинчик с сыром, и она протянула ему блинчик с вареньем. Он расплатился и,
держа блинчик в салфетке, медленно побрел по улице, на ходу поедая его.
У Степаниды потекли слюнки. Но она не взяла с собой денег и
потому поспешила отойти от палатки. Надо будет попросить Мотьку купить ей такой
блинчик! Она пошла дальше. Ей совсем ничуточки не было страшно, ей было хорошо
и весело, как никогда в жизни. Да, теперь уж она во что бы то ни стало
вытребует себе право гулять одной по Парижу! Она взглянула на часы. Начало
девятого. «Вернусь к девяти, — решила она. — Дойду вон до того сквера, посижу
там пять минут и двинусь обратно». В скверике росло несколько деревьев и стояло
четыре скамейки. На одной из них сидела девочка, по виду Степанидина ровесница,
а у ее ног дремала жутко смешная собака. Длинная, в пятнах и с длинными ушами.
Степанида однажды видела такую в Москве. Но что это за порода, не знала. Она
подошла поближе, разглядывая диковинную псину. Та вдруг открыла большие,
налитые кровью, но удивительно добрые глаза. Девочка с любопытством уставилась
на Степаниду. Та смущенно улыбнулась. И сказала:
