По
крови родная...
Знает Зинаида,
куда бить, чтоб
больнее было.
Может, и не нарочно,
да только от
этого не легче.
И ведь не объяснишь,
в себе все приходится
держать: и про
ту ночь, и про
другую... Родная
кровь... Такая
же черная. Тут
одной только
любовью не
справишься,
тут по-другому
нужно. Знать
бы еще, как
по-другому.
Пять лет словно
чужие, словно
враги, по острию
бритвы, так,
что ноги в кровь.
Где любовь, где
ненависть —
не разобрать.
За такую услугу,
за то молчание
ненависть —
самая верная
плата. Но это
только между
ними, тут посторонним
делать нечего.
— Ну,
была девка
шебутной, было
дело. — Зинаида,
если и поняла
ее многозначительное
молчание, то
проигнорировала.
— Ну, дурила по
малолетству.
А кто не дурил?
Это ж Максим,
царствие ему
небесное, ее
втянул. Он же
всегда без
тормозов был,
а она такая...
Наивная, доверчивая.
Марта
наивная?! Может,
и была в детстве,
только эта пора
давно закончилась,
выросла девочка,
а она не усмотрела,
упустила момент,
когда черная
кровь начала
себя проявлять.
Поначалу-то
и не особо заметно
было, права
Зинаида — молодые
все шебутные,
но все равно
смотреть нужно
было за внучкой
во все глаза,
а она проморгала.
Вот и платят
они теперь обе,
каждая по собственным
счетам. Вот и
горечи оттого
прибавилось.
—
Зинаида.
— Ната многозначительно
побарабанила
пальцами по
портсигару.
— А
сейчас-то Марта
совсем другая
стала: денег
у вас не просит,
для мужских
журналов голяком
не снимается,
машины по пьяной
лавочке не
разбивает,
своим умом
живет. Что ж вы
с ней так-то?
А, Ната Павловна?
— Когда-то
ярко-голубые,
а теперь вылинявшие
до невзрачно-серого
глаза домработницы
смотрели с
укором. Нет,
нельзя давать
прислуге волю,
даже такой
преданной, как
Зинаида.
— Вон
пошла. — Ната
загасила недокуренную
сигарету, развернула
коляску так,
чтобы видеть
только парк
за распахнутым
настежь окном.
— Много говоришь,
Зинаида.
За
спиной послышалось
многозначительное
сопение. Обиделась.
Теперь неделю
станет молчать
и дуться. Пусть
лучше так, чем
эти разговоры.
Про себя и Марту
она и так все
знает, не помогут
тут ни душеспасительные
беседы, ни уговоры.
А вот кто поможет,
она сегодня
вечером попробует
выяснить. Скоро
уже. Марта сказала,
тот мальчик
согласился.
Хорошо, что она
поручила это
дело Марте.
Ненависть сама
по себе мощная
сила, а ненависть,
приправленная
чувством долга,
может горы
своротить.
*****
Клиентка
жила вдали от
городской
суеты, но не в
облагороженном,
подогнанном
под нужды сильных
мира сего загородном
поселке, а в
самом настоящем
имении, со старым
парком, выложенной
красным камнем
подъездной
аллеей, парковыми
скульптурами
похожим на
небольшую
часовенку
павильоном
— все основательно,
элегантно, с
налетом аристократизма.
Арсений припарковал
джип неподалеку
от входа в
двухэтажный,
сияющий белыми
стенами особняк,
поверх очков
полюбовался
изящными ионическими
колоннами,
окинул взглядом
разбегающиеся
от дома и исчезающие
в глубине парка
дорожки, распахнул
дверцу, выпуская
уставшего от
долгой неподвижности
Грима. Пес спрыгнул
на землю, припал
на передние
лапы, принюхался.
В этот момент
он казался
похож на поисковую
собаку, одну
из тех, что
показывают
по телику в
криминальных
репортажах.
В каком-то смысле
Грим и являлся
поисковой
собакой, только
натаскан он
был на нечто
особенное.
— Ну,
как тебе тут?
— Арсений потрепал
Грима по загривку,
бросил взгляд
на футляр с
флейтой. Может,
и не пригодится,
но пусть находится
под рукой на
всякий пожарный.
— Ничего странного?
Пес
снова потянул
носом пахнущий
грозой воздух,
громко чихнул
и замотал головой
— понимай как
знаешь.
—
Должно
быть. Надо только
поискать. Девчонка
непростая.
Видел, как они
к ней потянулись
на кладбище?
Да,
девчонка была
непростая, на
ней чувствовался
отпечаток того,
что Арсений
про себя называл
меткой. В его
собственной
классификации
каждая из меток
имела свое
уникальное
цветовое выражение.
Страшнее и ярче
всех были метки
скорой смерти,
они обвивали
свои жертвы
черными, словно
из дыма сотканными
змеями. Первое
время, еще в
самом начале
пути, Арсений
пробовал с ними
работать.
Дымные
змеи сопротивлялись,
захлестывали
запястья, оставляя
энергетические
ожоги, шипели
и извивались,
не желая покидать
своего носителя.
Он был молодым
и самонадеянным,
он многого не
знал о себе и
о метках, оттого
едва не умер
сам, сражаясь
за чужую жизнь
с неизбежным
и непобедимым...
В
тот раз кома
длилась недолго
— всего сутки.
Арсений очнулся
в уже знакомой
палате, и снова
первым человеком,
встречавшим
его в мире живых,
была Селена.
— Это
уже становится
недоброй традицией.
Может, нам стоит
зарезервировать
для тебя отдельную
реанимационную
палату? — Селена
улыбалась, но
в ее разноцветных
глазах читалась
тревога.
— Эта
меня вполне
устраивает.
— Арсений вытянул
перед собой
руки, удовлетворенно
кивнул — черные
дыры ожогов
уже почти затянулись.
— Долго я на
сей раз?
—
Двадцать
три часа с того
момента, как
твой друг привез
тебя в центр.
— Селена заправила
за ухо платиновую
прядь, достала
из кармана
халата фонендоскоп,
сказала буднично:
— Тогда они
были совсем
черными, до
локтей. Я сделала
что могла. Но
ты же знаешь,
в последнее
время мой потенциал
почти на нуле,
дальше тебе
придется самому.
Давай-ка я тебя
послушаю.
—
Подожди.
— Арсений перехватил
ее пальцы, и
непонятная
мерзость с его
кисти потянулась
к запястью
Селены. Она
болезненно
поморщилась,
но руку не отняла.
Клятва Гиппократа
и все такое.
Сама помирай,
а пациента
исцели... — Прости.
— Он выпустил
ее, наблюдая,
как рвутся
черные нити,
уже соединившие
их с Селеной.
—
Ничего,
— она пожала
плечами и смахнула
выступившие
на лбу бисеринки
нота. — Не обращай
внимания.
— Я
что-то тебе
должен? — он
виновато улыбнулся
и скрестил руки
поверх хрусткой
больничной
простыни.
— На
сей раз одной
плиткой шоколада
не откупишься.
— Я
куплю тебе
ящик, когда
выберусь отсюда.
— Арсений огляделся
в поисках своих
очков. Наверное,
можно было
обойтись и без
них, но это ведь
больница, пусть
и элитная. В
элитных больницах
тоже умирают
люди, а ему сейчас
никак нельзя
отвлекаться,
ему нужно
разобраться.
В первый раз
в первый класс...
Когда же он
научится понимать,
как управляться
с тем, что ему
подбросила
судьба то ли
в качестве
подарка, то ли
в качестве
проклятья?!
— Ни
секунды в этом
не сомневаюсь.
— Селена кивнула,
и с такой тщательностью
заправленная
за ухо прядь
снова занавесила
ей пол-лица. —
Но давай сначала
я тебя осмотрю...
...Ему
с ней повезло,
с этой девочкой
с разноцветными
глазами. О том,
что она необычная,
Арсений начал
догадываться
почти сразу,
как вышел из
той своей самой
первой, самой
долгой комы...
