— Да какой приработок?! Он откуда-то про Саратов пронюхал… ну и…
— Что — про Саратов?
— Это еще до того, как я в Москву… ну, смысле…
— Сбежал.
— Зачем? Перебрался.
— И что там у тебя случилось?
Борис Борисович не ответил.
— Тиопентал натрия? — предложил Стрептоцид, потирая руки.
— Не надо, так скажет.
— Что вы собираетесь со мной сделать… ну, это… потом? — спросил гувернер слабым голосом. — Лишите меня жизни, да?
Елена засмеялась:
— Какой пафос!
— Пустите на органы? — Борис Борисович заплакал.
— Опа! — сказал Стрептоцид. — Это называется, привет всем параноикам! Люблю я вас, убогих, вы помогаете жить нормальным. Глядя на вас, становишься как-то спокойнее, веселее, добрее к людям.
Гувернер посмотрел на него, часто моргая:
— Ваше лицо мне знакомо, молодой человек… Где-то я вас видел… — и вдруг стал рваться из зажимов. — Домой! Хочу домой!
Балакирев заботливо подтянул ремни. Стрептоцид укоризненно покачал головой:
— Береги энергию, мужик. Или отдай мне на хранение. Я буду прокручивать ее через соответствующие структуры и получать дивиденды…
— А-а-а!
— Борька, перестань! — рявкнула Елена — так, что все на миг застыли. Заткнулся и пленник — Ты врач? Врач. Нам позарез нужен врач. К тому же ты влип по уши, когда мы с тобой резали мою медузу. Ты запачкался, Борька, так, что не отмоешься. Welcome to the gang.
[18]
Глупо тебя — на органы, еще пригодишься. Торжественно обещаю сохранить тебе жизнь, если откроешь свои секреты. Честное скаутское. Полежи спокойно и подумай.
Аспирант размышлял недолго. Он поверил, потому что страстно хотел верить.
— Да какие там у меня секреты…
— Секреты на бочку! — обрадовался Стрептоцид.
— Я, кажется, вспомнил, — сказал Борис Борисович. — Вы — наш студент. Не ваша ли фотография на «пятачке» висит, как одного из лауреатов президентской стипендии?
— Не отвлекайтесь, — сказал Стрептоцид строго. — Назовите свою фамилию, имя и отчество.
— Бородин Борис Борисович.
— Бородин… — повторил Стрептоцид. — Бородин, Балакирев… — Посмотрел на Вадима и коротко гоготнул. — Музыка сфер… Ноты судьбы…
— Что с тобой, чумной?
— Наверное, слишком часто ходил в консерваторию, — подсказала Елена. — Мужики, хватит хохмить, тут человеку не до юмора. Итак, Бородин Борис Борисович… Чем тебя взял Неживой?
— Это случилось, когда я еще был в фельдшерском училище… молодой был, не умел сказать «нет»… в общем, делал аборт одной девчонке. Мой бывший одноклассник ее обрюхатил, она ко мне за помощью прибежала. Девчонка вроде тебя, пятнадцать лет… было… кто ж знал, что у нее нарушение свертываемости крови? Умерла от кровопотери, так быстро, что я сообразить ничего не успел. Прямо там, у нее на даче…
— Короче, ты в Москву от уголовного розыска сбежал.
— Да не бежал я! Училище успел закончить… Она никому не сказала, что ко мне обратилась, даже своему парню. Его, кстати, через месяц машина сбила. Насмерть. У девчонки папаша — известная в городе фигура… печально известная. А Виктор Антонович меня с улыбочкой спрашивает: как ты думаешь, существует ли для безутешного отца срок давности за такое преступление? И если отец погибшей узнает, кто автор неудачного аборта, какая смерть ждет этого эскулапа — быстрая, как твоего дружка, или они что-то поизящнее придумают? Вот такие вилы. С одной стороны — вы с Эвой Теодоровной, с другой — саратовский бандюк.
— Давно ты «стучишь» Неживому?
— Давно.
— Еще до нас?
— Почему? До вас меня никто не трогал. Не пошел бы я к вам, ничего бы не было.
— Ну и когда он тебя вербанул?
— Да только первый месяц я работал спокойно. Потом Виктор Антонович остановил меня возле квартиры, которую вы мне отдали в пользование…
— Откуда взялись копии ключей?
— Удалось снять слепки. Сначала от будуара и от вот этого вот сейфа. (Борис Борисович показал взглядом на дверцу в стене. ) В один из тех моментов, когда… ну, ты понимаешь… когда Эва Теодоровна несколько размякает. Во всяком случае, в уборную она с собой ключи не брала… (он кивнул в сторону туалета )… а уже потом я сюда проник без приглашения, открыл сейф и снял остальные копии ключей.
— Где ты научился это делать?
— Виктор Антоныч дал мне воск, или как там эта штука называется. Непосредственно копии изготавливал уже он сам.
— Понятно. А зачем было выпускать этого… из подвала?
— Неживой приказал.
— Ты хоть знаешь, КОГО выпускал?
— Он сказал, там преступник, скрывающийся от правосудия.
Елена долго, долго смеялась, не могла остановиться. Даже новые соратники смотрели на нее с удивлением. Потом она спросила:
— Как же ты не побоялся, что тебя первого прирежут?
— Неживой посоветовал сказать ему «Приятного аппетита».
— Это могло не сработать.
— А еще просил передать, дословно, поклон со всем решпектом от Витюши.
— Заветное слово джунглей, — улыбнулся Стрептоцид.
— Значит, три раза ты выпускал его на прогулку, — подытожила Елена. — По приказу Витюши.
— Почему три? — испугался Борис Борисович. — Два.
— Как это — два?! Мент — раз, тетя Тома — два, Сергей — три.
— Только два раза, Елена! С разницей в сутки. Сначала — в ночь с субботы на воскресенье, потом — нынешней ночью. Чем хочешь клянусь!
— Кто-то уже клялся в любви, положив руку на диссертацию, — проворчала Елена.
— Ну, я не знаю… Зачем мне врать?
— Вроде незачем. Кухонные ножи кто с кухни крал, ты?
— Я.
— А зачем один нож спрятал? И где?
— Не прятал я никаких ножей!
— Боря! — укоризненно сказала Елена. — После первой ночи один нож пропал. Если не ты его спрятал, то кто?
— Не знаю! — истерично выкрикнул Борис Борисович. — Я тебе все рассказал! Когда ты меня развяжешь?
Елена по-прежнему сидела на кровати, задумчиво похлопывая рукой по матрасу. Потом вдруг встала.
— Я давно хотела тебе кое-что сказать, Борька, да все к слову не приходилось. Если не сейчас, то уже никогда не скажу.
— Да? — напряженно спросил Борис Борисович.
— Прежде чем клясться в любви, хорошенько выучи текст.
