— Бери, я сказал! Все бери!
— Я не понимаю…
— Плохо мне, малыш. Мало ли что со мной случится? Пусть у тебя побудут, так вернее.
— Вы мне это прекратите! — сердито воскликнул он. — Ничего с вами больше не случится, понятно? Кстати, я до сих пор не знаю, как к вам обращаться. Скрипач? Или, может, по фамилии?
— Не заморачивайся, — сказал я. — Какой я, в жопу, Скрипач?
И назвал ему свое имя.
А потом я закрыл глаза…
87.
Когда мимо проезжала машина патрульно-постовой службы, человек уже уплыл из реальности. Менты остановились, лениво вышли из УАЗа, разминая руки.
— Ау, служивый, — дружелюбно обратились они к калеке. — Работаешь? А налоги заплачены?
Тот смотрел на гигантских серых крыс, стоящих возле него на задних лапах; силился проснуться — и не мог.
— Чего молчишь? Глухонемой?
Ответа не было.
— Может, контуженный?
— Не, контуженные в кроватках лежат. Ну, ты! Кто позволил портить, это, как его… облик города-героя?
— А пиджачок стильный.
— Придуривается.
— Берем, старшой?
— Бери.
И человек наконец очнулся.
— Эй, эй, чего творишь! «Афганец», ё… Ё-о-о!
— Ну ты, грязь!
— А-а-а!..
Когда в воздухе замелькали резиновые палки, он успел подумать: хорошо, что Даню отослал.
Как это хорошо…
Книга вторая Путь домой
Писатель сошелся с сорокапятилетней женщиной и начал писать страшные рассказы.
А. П. Чехов
Повесть о милиции…
Никогда еще ни один из особняков на Чистопрудном бульваре — из тех, что в районе Архангельского переулка, — не привлекал к себе такого внимания. Впрочем, миг его оглушительной славы длился всего лишь час, не больше, и началось действие в одиннадцать утра.
Нынешнего утра.
Сначала на вышеупомянутый дом обрушилась милиция, вернее сказать, московский ЗООП, — Зональное объединение по борьбе с организованной преступностью. Из автобуса рассыпались СОБРовцы, оцепили подходы к объекту. Под охраной нескольких бойцов в здание вошла оперативно-следственная группа: следователь из городской прокуратуры, следователь простой, оперативники, эксперты. К ним присоединился еще один человек, тоже в штатском, державшийся словно бы в стороне. Этот последний сам ни во что не вмешивался, однако его постоянно дергали: мол, товарищ полковник, вы только взгляните, мол, а как вам это, Андрей Робертович?
Человек, поименованный Андреем Робертовичем, исполнял обязанности «точеного», что на причудливом милицейском языке означало не просто главный, не просто руководитель операции, а тот, кто является инициатором всего действа. Так что личное его присутствие было совершенно не обязательным, хватило бы и «подсидельника»… однако ж — примчался вместе со своей стаей.
Внешностью товарищ полковник обладал незаурядной, учитывая его должность. Ему бы в кунсткамере под стеклом стоять или в кино играть обиженных жизнью. Большая грушевидная голова, посаженная хвостиком вниз, хлипкое тело, короткие ножки, — все вместе делали его похожим на гриб. И если по молодости гриб был крепеньким, ладненьким, то сейчас слегка потрухлявел, перекосился и, вероятно, зачервивел… Впрочем, никто из коллег и подчиненных не позволял себе сомнительные шутки или усмешки в кулак. Во-первых, Андрей Робертович Дыров служил не в московском ЗООПе, а в Главке (ГООПе), где возглавлял отдел по особо опасным преступлениям. А еще он был известен, как завзятый театрал и высокой пробы интеллигент. Например, подставив кого-нибудь из товарищей, а потом добившись, чтобы того не увольняли по статье за профнепригодность (и получив за это уверения в вечной благодарности), он изрекал что-нибудь вроде:
— Еще Антон Палыч подметил: кто не может взять лаской, тот не возьмет и строгостью.
Или, опустив очередного фигуранта на шхеры, он цитировал того же автора:
— Говорят, что в конце концов правда восторжествует. Но это неправда…
Любил товарищ полковник Чехова. И то ли за любовь к цитатам, то ли за драматические постановки в коридорах своей конторы — с участием ничего не подозревающих сослуживцев, — он заработал погоняло Драматург…
* * *
…Спустя каких-то десять минут полковник Дыров выбрался наружу, на свежий воздух, махнув рукой: дальше сами, мужики, сами!
Его покачивало. От увиденного глаза были на лбу. Богатейший опыт по части всяких мерзостей неожиданно дал сбой, ибо то, что обнаружилось внутри особняка, выходило за разумные пределы.
Черт, подумал Дыров, всем служба хороша, но только не такими выездами… Самодельный крематорий в подвале, а также этот их жуткий холодильник, стеллажи с банками, мешки с расчлененкой… не скоро такое забудется. А еще — залитый кровью госпиталь на втором этаже, рождающий массу чудовищных предположений…
Ладно, если все-таки забыть все это — что мы имеем? Казалось бы, ничего такого уж особенного. Ну, трупы. Несколько раненых. Несколько единиц огнестрельного оружия. Следы перестрелки. Группа странных молодых людей, сильно подвинутых умом — то ли со страху, то ли еще на какой почве… Все перечисленное легко могло быть вытеснено на периферию сознания — кроме одного обстоятельства.
Замороженный труп Ромки. В таком виде, что… нет, вот об этом лучше не думать. Профессиональный цинизм в данном случае отказывает совершенно.
Рома Тугашев, племянник. Не то чтобы любимый, какие «любимые» при такой должности, но ведь сын сестры. Родственник. Да еще и коллега. Более того, один из своих людей в МУРе, сотрудник аналитического отдела, всегда готовый поделиться информацией… Жалко. Сестру тоже жалко…
Полковник ЗООП Дыров Андрей Робертович залез в автомобиль и закурил.
Привычка брала свое. Увиденное в особняке быстро отпускало разум; все эти тошнотворные находки более не казались ему чем-то из ряда вон выходящим. Всколыхнувшаяся муть послушно оседала на дне граненой ментовской души.
Итак, пропавший племянник найден, пусть и в несколько попорченном виде…
* * *
…Именно на фамилию «Тугашев» клюнул полковник Дыров — потому и приехал сюда лично. Двое суток от Ромы не было известий. Мобильник выключен. Сестра в истерике. И вот — из Басманной управы сообщают: некий попрошайка, задержанный рано поутру патрульно-постовой службой, твердит о каком-то убитом капитане милиции, требует встречи с Дыровым по прозвищу Драматург; а среди вещей этого чмо обнаружено служебное удостоверение Романа Тугашева…
К счастью, в Москве знали Драматурга, пусть он и питерский выскочка. Нашлись люди в отделе милиции, позвонили. Дыров примчался в район, не позавтракав. И доброхоты не обманули (не забыть их отблагодарить!), сведения были точны. Калека-попрошайка со звучной фамилией Саврасов, правда, оказался малость не в себе. При задержании дрался с милиционерами (в машину, говорят, его втроем запихивали). Когда же драчуна посадили в одну из клеток «обезьянника» — вообще случилось ЧП. Завсегдатаи попытались поставить новенького на место, а у него была намотана на пузо хитрая штуковина, похожая на кистень, — всех ею в клетке положил. Менты вмешались, ворвались с дубинками, так он и им устроил танцы, пока не огреб по темечку… Короче, поговорил Дыров с этим юродивым. Слова из бедолаги лились, как из незакрытого крана, мало в них было смысла, но главное полковник понял: пришло время гнать волну, не теряя ни минуты.
