У Лемке голова совсем пошла кругом.
— Офицер абвера? Но в таком случае вы должны знать пароль для перехода линии фронта. Чем вы можете доказать…
— Я ничего вам не собираюсь доказывать, майор, — снова разозлившись, прервал его старший лейтенант. — Я не знаю пароля, потому что мой переход никак не планировался. Я успел лишь передать сообщение через своего связного, но получить пароль уже не успел. Но меня ждут. Поэтому от вас требуется только одно: немедленно связаться с представителем абвера и сообщить ему, что Веро перешел линию фронта и находится у вас…
Майор послушно встал и направился к двери.
— Одну секунду! — поспешил остановить его «старший лейтенант». — Для ваших солдат я по-прежнему русский пленный. Попрошу вас лично связаться с представителем.
И вот уже Лемке докладывает обо всем представителю абвера. В глубине души у него еще шевелилась мысль, что вся эта нелепая, невероятная история не больше чем наглая мистификация, но стоило ему только закончить первую фразу, как представитель прервал его и приказал передать трубку странному гостю.
Разговор был коротким. «Старший лейтенант» лишь повторил свое имя, выслушал что-то, сказал «хорошо» и нажал на рычаг. Все.
Он взял из коробки вторую сигарету и уже совсем по-дружески обратился к обоим офицерам:
— Через час за мной придет машина. А пока попрошу вас вернуть мои вещи. И, — он посмотрел на свои грязные, босые ноги, — разумеется, сапоги.
Ротт, не дожидаясь приказания майора, пулей вылетел за дверь.
— Быть может, позвать врача? — Лемке деликатно покосился на заплывший глаз «старшего лейтенанта».
Веро весело рассмеялся.
— Не стоит беспокоиться из-за пустяка, господин майор. Ваш врач слишком (он сделал ударение на этом слове) удивится, если ему прикажут оказать помощь русскому пленному.
Вернулся запыхавшийся Ротт с обувью. Веро ловко обернул ноги портянками и с явным удовольствием натянул ладные кожаные сапоги.
Лемке окончательно пришел в себя. История казалась ему малоприятной. Черт его знает, чем все может кончиться, если этот Веро наговорит своему начальству о том приеме, который оказал ему армейский майор. Нужно было исправлять ошибку. Он вытащил из-под койки пухлый чемодан и стал выгружать на стол свои припасы: бутылку настоящего рому, коробку страсбургского паштета, банку с тяжелым душистым медом, сало, еще какие-то консервы.
Через полчаса за дверью послышались голоса, и в блиндаж спустился незнакомый Лемке гауптман. Козырнул:
— Господин майор, машина, — он обвел всех взглядом и задержал его на Веро, — по-видимому, за вами — прибыла.
Веро встал, поблагодарил обоих офицеров за гостеприимство, пожал им руки и обернулся к абверовцу.
— Что ж, гауптман, ведите.
И второй раз за это утро на глазах Лемке и Ротта произошла удивительная метаморфоза. Веро весь сник, голова его вяло опустилась на грудь, взор потух. Перед ними опять был хмурый, подавленный пленный русский, равнодушный даже к собственной участи… Медленно волоча ноги, заложив руки за спину, он направился к двери. За ним, сложив все вещи в большой портфель и закинув за плечо советский автомат, следовал гауптман.
Лемке обвел глазами блиндаж. А может быть, ему все это лишь почудилось? Его глаза остановились на столе. Рядом с пустым стаканом лежала оставленная гостем коробка странных русских сигарет: на фоне синего неба и белых гор скакал всадник…
Откуда-то, словно издалека, донесся голос Ротта:
— Господин майор, вы не будете возражать, если я возьму эту коробку на память?
Лемке устало пожевал губами, криво улыбнулся:
— Не советую… Лучше держаться подальше от подобных сувениров. Они наталкивают на рассказы. А это в таких делах лишнее.
2
…Между тем штабной вездеход, медленно переваливаясь с боку на бок, осторожно полз по раскисшему проселку. Выбравшись на большак, гауптман, сидевший за рулем, прибавил газу, и через час вездеход подкатил к тщательно замаскированному полевому аэродрому. Двухместный «мессершмитт» уже гудел мотором на летном поле.
— Счастливого полета, — сказал гауптман. — В Кракове вас встретят.
Веро кивнул головой и направился к самолету. Высокий худой летчик с удивлением посмотрел на необычного пассажира в изорванной форме русского офицера, но ничего не сказал: задавать лишние вопросы ему не полагалось. Помог подняться в кабину, сам аккуратно застегнул привязные ремни. Самолет вспорхнул в небо, описал круг над аэродромом и взял курс на юго-запад.
На краковском аэродроме Веро уже поджидала длинная черная машина с плотными шторками на окнах. Лимузин рванул с места, за десять минут проглотил пятнадцать километров и растворился в лабиринте узких краковских улиц. Водитель долго петлял по старой части города, пока не въехал, наконец, в предупредительно раскрывшиеся ворота.
Веро вышел из машины и огляделся. Он стоял перед красивым одноэтажным особняком, окруженным старым парком. Со всех сторон здание надежно ограждала от взоров с улиц глухая кирпичная стена. Наметанный глаз Веро сразу определил, что с внутренней стороны стена обтянута тонкой, почти невидимой проволочной сеткой, должно быть, под током.
Из подъезда особняка навстречу Веро уже спешил молодой человек в штатском, но с явной военной выправкой.
— Поздравляю с приездом, господин Веро. Меня зовут Курт.
— Благодарю вас, Курт. Господин полковник меня ждет?
— Он просил передать, что прибудет через час. Позвольте проводить вас в вашу комнату.
Комната понравилась Веро — большая, светлая, обставленная старинной мебелью красного дерева с затейливыми бронзовыми украшениями.
На стуле возле кровати висел отлично сшитый серый костюм, возле двери мягко пушились комнатные туфли и блестели носки начищенных ботинок. На покрывале кровати чья-то заботливая рука разложила белоснежную, тонкого голландского полотна рубашку, галстук, нижнее белье.
Даже не примеряя, Веро отметил, что вся одежда подобрана точно по его размерам.
В шкафу еще один костюм — темно-коричневый, плащ-дождевик, комплект незнакомой военной формы — черной, только с одним серебряным погоном.
Он прошел в блестевшую никелем и кафелем ванную — сейчас это было, пожалуй, самое важное — отмыть грязь и многодневный пот. Отличная золингеновская бритва, лежавшая на стеклянной полочке перед зеркалом, привела его в совсем уж превосходное настроение.
Гладко выбритый, освеженный, словно вновь родившийся, Веро повязывал галстук, когда дверь распахнулась и в комнату вкатился, стремительно перебирая коротенькими ножками, уже далеко не молодой, но необычно подвижный, толстый человечек с большой лысиной. Одет он был в кремовый костюм из тонкой фланели.
