…Учиться Ника Кузнецов начал в 1918 году – в родной Зырянке, а потом перешел в Балаирскую школу. Каждый день отмеривал, и в ненастье, и в стужу, добрый Десяток километров в оба конца.
Учился он хорошо; и вот что характерно: учителя обеих школ и много лет спустя единодушно отмечали редкостную память Кузнецова. За вечер он был способен выучить наизусть без малейшего напряжения почти столько же стихотворений, сколько мог прочитать.
Незаметно подоспело и первое расставание с отчим домом. Осенью 1924 года Ника уезжает в Талицу, маленький городок на берегу речки с очень уральским названием Пышма. Тринадцатилетний паренек за небольшую плату и со своими харчами поселяется здесь на частной квартире. В Талице есть школа-семилетка, а как прежним учителям Кузнецова, так и его родителям давно уже было ясно – парню нужно учиться дальше.
Хоть и невелика Талица, но все же город, не чета Зырянке. Казалось бы, потеряется в новой школе паренек из глухой деревушки, растворится без следа в среде более развитых да бойких товарищей. Но этого не произошло. Новичок очень быстро, причем без нажима, без какого-то к тому особого стремления, в его возрасте вполне оправданного, стал в классе самой заметной фигурой.
Заслуженная учительница Анна Зиновьевна Снегирева, в те годы заведовавшая Талицкой школой, еще тогда записала в свой рабочий дневник:
«Новичок – собранный мальчик, с большими задатками, подготовлен для учебы хорошо, при живости характера на удивление внимателен».
А вот воспоминание еще одного преподавателя Кузнецова – математика Василия Михайловича Углова:
«Кузнецов всегда был подтянутым, собранным. Зимой ходил в полушубке, подпоясанный ремнем с бляхой. На голове носил белую кубанку, надевая ее чуть набок. В классе он всегда был дисциплинирован… Мне казалось, что он из семьи кадровых военных. Об этом говорила его выправка. Постоянная собранность – типичная черта Ники Кузнецова. Вот таким он и остался в моей памяти».
Люди, близко знавшие Кузнецова-разведчика, действовавшие вместе с ним во вражеском тылу, отмечая такие его качества, как изумительные лингвистические способности, умение молниеносно перевоплощаться, обаяние, находчивость, мужество, тоже ставили на первое место в его характере именно собранность и выдержку.
В то время еще не было радио в каждой деревне, не добирались в Зауралье выездные гастрольные труппы, с запозданием и далеко не в каждый дом приходили газеты и тем более журналы. Школа и все, с ней связанное, были потому естественным центром жизни учащейся молодежи. И те скромные кружки, которые зародились тогда в ее стенах – литературный, театральный, музыкальный, – были, по сути дела, своеобразными окнами из деревенской глуши в большой мир. В них, как океан в капле воды, отражалась бурная, кипящая накалом огромных дел жизнь необъятной Страны Советов.
Пареньки и девушки со всем пылом и непосредственностью молодости обсуждали здесь большие и малые события, которые волновали республику, спорили азартно и непримиримо о дальнейшем развитии мировой революции, выносили порой излишне безапелляционные, но всегда искренние оценки внешних и внутренних событий.
И приучались любить искусство – страстное, революционное искусство двадцатых годов. Настоящим событием для всей округи стала постановка отдельных сцен из знаменитой пьесы Тренева «Любовь Яровая». Разумеется, все кружковцы рвались к героическим ролям «своих» – красных, и потому просто поразил их семиклассник Кузнецов, он сам вызвался сыграть… врага, жестокого, умного и циничного белогвардейского офицера. И сыграл. Да так, что дожившие до наших дней участники и зрители этого школьного спектакля и ныне помнят его в этой совсем необычной для подростка, к тому же деревенского, трудной роли. Браться за самое трудное стало навсегда одной из главных черт в характере Кузнецова.
В школьном же кружке Николай научился играть на гармонике.
Несомненно, именно в эти годы проявились впервые его незаурядные лингвистические способности.
Известно, какую важную роль играет первый преподаватель, хотя бы потому, что именно от него зависит, увлечется ли ученик предметом или будет относиться к нему всю жизнь, как к зубной боли.
В этой отношении Кузнецову повезло – Нина Алексеевна Автократова великолепно знала немецкий язык (как, впрочем, и французский) – в свое время она получила образование в Швейцарии. Поскольку увлечение Кузнецова немецким факт достаточно общеизвестный, можно полагать, что со своей основной задачей его первая учительница справилась хорошо.
Не довольствуясь занятиями в классе, Кузнецов отдавал все свободное время загадочной для многих его товарищей дружбе с преподавателем по труду. Секрет объяснен просто: учитель этот был из бывших военнопленных немцев, осевший на уральской земле, с ним Ника упражнялся в разговорной речи, набираясь, в частности, живых фраз и выражений. Третьим наставником Кузнецова стал провизор местной аптеки, тоже бывший пленный, но не немец, а австриец.
Весьма примечательная, не столь уж часто встречающаяся у подростков черта характера: взявшись за что-либо, не довольствоваться тем, что дано тебе как бы само собой, активно изыскивать возможности для совершенствования и самому.
Не один Кузнецов, должно быть, получал у Автократовой хорошие отметки, но только он понял, что грех упускать такую возможность – говорить по-немецки с людьми, быть может и не столь образованными, как Нина Алексеевна, но для которых все же этот язык родной. А поняв, не забыл на следующий день, не отложил благое намерение на послезавтра – немедленно перешел к долу.
23 июня 1926 года Кузнецов получил свидетельство об окончании семилетки. На семейном совете решено было единогласно – нужно учиться дальше. Но где? Выбор был невелик, он ограничивался теми средними специальными заведениями, которые имелись поблизости – в уральско-сибирском, разумеется, измерении. Остановились после долгого обсуждения на агрономическом отделении Тюменского сельскохозяйственного техникума. И Кузнецов уехал в Тюмень. Но учиться там ему довелось всего лишь год: сорвало с нового места и вернуло домой первое настоящее горе – от скоротечной чахотки неожиданно умер отец Иван Павлович.
Шестнадцатилетний юноша стал теперь старшим мужчиной в семье со всеми вытекающими отсюда обязанностями и ответственностью. Тюмень же была слишком далеко от родного дома, и Ника снова возвращается в Талицу, поступает в лесной техникум.
На плечи Кузнецова легла не по возрасту большая нагрузка. Учиться в техникуме было нелегко. Кроме чисто «лесных» и лесотехнических дисциплин, здесь изучали топографию, геодезию, топографическое черчение, ориентирование на местности, охотоведение. Само собой, разумелось, что будущий лесничий должен превосходно ходить на лыжах, уметь хорошо стрелять.
К этому времени Кузнецов уже был комсомольцем (вступил еще в Тюмени), а в ячейке дел всегда было хоть отбавляй. Его избрали председателем комитета профсоюза техникума. А тут еще суточные дежурства на метеостанции и утолительные многочасовые обходы в лесопитомнике, занятия в спортклубе «Орленок», занятия в кружке по изучению «эсперанто», участие в художественной самодеятельности, обсуждение с товарищами прочитанных книг, разовые комсомольские поручения – всего не перечесть.
