…Странный это был человек. Еще молодой, боевой, физически крепкий и внешне привлекательный, он, на свою беду, был наделен непомерным тщеславием. Изворотливый и энергичный, от природы достаточно умный и сообразительный, он не обладал, однако, должной целеустремленной волей. Личная храбрость и склонность к авантюрам причудливо соединялись в нем с капризностью, непостоянством, быстрой сменой настроений. Твердых политических убеждений у Опперпута не было, поэтому без контрреволюционного воздействия извне он до поры до времени служил в Красной армии. Пока не появился на его горизонте Гельнер. Заржевский, кстати, ошибался, когда уверял позднее Гель–нера о чуть ли не врожденном антибольшевизме Опперпута. К моменту их встречи в Смоленске тот относился к правящей партии безразлично. Другого дела, кроме военного, он не знал, служить, кроме как в Красной армии, было негде, вот он и служил.
Опперпут занимал достаточно высокий пост. Такой человек был настоящей находкой для НСЗРС. Одного не предвидели эмиссары союза – двойственного, колеблющегося, противоречивого характера Опперпута, которого могли использовать не только они, но и другие, более высокие мастера конспирации.
А пока что Опперпут вступил в НСЗРС и вскоре стал членом руководства савинковского подполья в Западном крае. «Подрывные» возможности его значительно расширились с переводом на новую должность – начальника укреп–района Минска.
Гельнер зря времени не терял, сумел сколотить губернский комитет союза, ряд уездных комитетов. Он полагал, что при хорошо налаженной пропаганде, распространении соответствующих прокламаций сумеет значительно расширить организацию. О напечатании большого количества нелегальной литературы в Гомеле нечего было и помышлять. Оставалась Варшава. Но туда еще надо добраться. Кто может это сделать лучше Опперпута? Гельнер убедил комитет послать его в Польшу за литературой и заодно проверить его на этом серьезном задании.
Без особых трудностей Опперпут получил отпуск якобы для лечения старой окопной болезни – ревматизма и направился в местечко Кайданово. Граница здесь охранялась примитивно – отдельными постами на главных дорогах. Оппер–пут легко перешел ее и приехал в Варшаву.
Каждого, кто нелегально прибывал из советской России, польская контрразведка передавала савинковцам. Заключили в изолятор и Опперпута, назвавшегося комиссаром 17–й пехотной дивизии Павлом Селяниновым. Здесь его допрашивал казачий есаул в присутствии офицера французской военной миссии. Убедившись, что гость – действительно активный работник НСЗРС, савинковские контрразведчики освободили Опперпута, отвезли в гостиницу «Брюль» и по его настоятельному требованию представили руководителю.
Савинков поначалу вообще не хотел встречаться с Оп–перпутом, но после личного знакомства мгновенно оценил, какие возможности для подрывной работы в советской России открываются перед НСЗРС, если правильно использовать служебное положение этого человека. И Борис Викторович постарался: обласкал Опперпута, уделил ему максимум своего внимания, снабдил инструкциями, дал деньги и 80 тысяч прокламаций. В последующие месяцы Опперпут (наконец он назвал Савинкову свою фамилию и настоящую должность) еще четыре раза переходил границу, встречался с Савинковым, доставлял польской и французской разведкам сведения военного, политического и экономического характера.
Гомельская губчека довольно быстро узнала о распространении в городе и иных местах контрреволюционных листовок, а также о подозрительных действиях некоторых военспецов. Было решено произвести обыски у командира запасного батальона Щербы, уездного военрука Максимова и военврача Моисеева. Поначалу обыскали комнату Максимова. Ничего компрометирующего не обнаружили. Чекистам впору было извиниться за причиненное беспокойство и уходить с пустыми руками. На всякий случай уполномоченный Гомельской губчека Владимир Алексеев решил осмотреть нетопленую печь. Ему показалось странным, что на улице холодно, а печь не топится, хотя дров на дворе достаточно. Алексеев разгреб старую золу в печи и вытащил жестяную банку. В ней была запрятана иностранная валюта. На простой вопрос: «Откуда?» – Максимов ничего вразумительного ответить не смог.
У военврача Моисеева чекисты обнаружили целое хранилище савинковской литературы, а у комбата Щербы в щели между досками уборной – печать отделения НСЗРС.
Дальше цепочка потянулась к военному коменданту города бывшему офицеру Чибирю, военспецу Корсунскому, а от них к явочной квартире в Минске. В числе других заговорщиков здесь был арестован и Опперпут.
Газета «Известия» 24 июля 1921 года по этому поводу писала: «…Всероссийской Чрезвычайной комиссией раскрыта крупная боевая террористическая организация Бориса Савинкова, раскинутая на территории всей Западной и Северо–Западной областей и имевшая ячейки на всей территории РСФСР. Центр раскрытой организации – Западный областной комитет так называемого Народного союза защиты родины и свободы во главе с представителем Всероссийского комитета по Западной области находился в городе Гомеле».
Держа в руке свежий номер «Известий», Артузов вошел в кабинет Менжинского:
– Вот, поставлена победная точка!
Менжинский спокойно взглянул на газету и в глубоком раздумье откинулся на спинку дивана. Артузов уже знал: когда Вячеслав Рудольфович вот так откидывается, почти полулежит на диване, значит, снова мучают его невыносимые боли в поврежденном когда–то в автомобильной аварии позвоночнике.
– Поздравляю, Артур Христианович. Верно – победа, и победа значительная. Но что касается победной точки, то ставить ее еще рано. Это нам только предстоит сделать.
– Вы имеете в виду Савинкова?
– Не только. Савинков на какое–то время притихнет, будет зализывать раны в Париже. Тут у нас хоть маленькая, но передышка. Теперь первоочередная задача – пресечь контрреволюционную деятельность белогвардейской монархической эмиграции.
Артузов знал, что имел в виду Менжинский. С 30 мая по 14 июня 1921 года в Баварии, в курортном местечке Рейхен–галь собрались около 150 делегатов монархических организаций из разных стран мира. Съезд принял резолюцию, в которой признал, что «единственный путь возрождения великой, сильной и свободной России есть восстановление в ней монархии, возглавляемой законным государем из дома Романовых, согласно основным законам Российской империи».
Съезд избрал Высший монархический совет (ВМС) в составе Н. Е. Маркова–второго, князя А. А. Ширинского–Шихматова и A. M. Масленникова. Возглавил ВМС бывший депутат Государственной думы 3–го и 4–го созывов (прославившийся, в частности, дикими скандалами, которые он закатывал и на трибуне, и в зале заседаний), один из основателей Союза русского народа Николай Евгеньевич Марков–второй.
…Из минутной задумчивости Артузова вывел голос Менжинского:
– Вы слыхали про Бриарея? Это из греческой мифологии. У него было пятьдесят голов, сто рук и сто глаз. Мы должны уподобиться Бриарею. Тогда наши глаза и руки дотянутся до Парижа, Берлина, Варшавы, Гельсингфорса
{14}
.
