«Дорогой Сидней!
В Париже к Вам могут явиться от моего имени Красно–штанов с женой. Они сообщат известие из Калифорнии и передадут стихи Омара Хайяма, которые Вы так хотели иметь. Если их дела заинтересуют, попросите их остаться. Если же дело не заинтересует, скажите просто: «Благодарю вас, до свидания».
Их дело заключается в следующем. Они являются представителями предприятия, которое, по всей вероятности, приобретет в будущем большое влияние на английском и американском рынке. Они полагают, что предприятие их достигнет полного расцвета не ранее двух лет, но обстоятельства могут сложиться для них желательным образом уже в течение ближайшего будущего. Это очень крупное предприятие, но говорить о нем пока нельзя, так как могут прослышать конкуренты. Интересуются концессией, в частности, две группы. Одна из них международная, другая группа – германская. Она хотела бы вступить в трест, но основатели треста, представители которого названы выше, вынесли на своих плечах всю предварительную работу, не желают иметь с ней дело, так как опасаются, что германская группа постепенно приберет все дело к рукам. Поэтому они вошли в связь с небольшой французской группой, составленной из менее честолюбивых людей. Дело, однако, так велико и серьезно, что они опасаются, хватит ли у французской группы сил его поддержать. Поэтому они хотели бы привлечь к совместной работе также и английскую группу. Само собой разумеется, что правление треста будет составлено исключительно из лиц, совершивших основную работу… Они отказываются в настоящий момент назвать кому бы то ни было имя лица, заправляющего всем предприятием… Пишу Вам об этом, так как думаю, что этот план с успехом может заменить тот, над которым Вы в свое время работали и который так катастрофически рухнул».
Письмо было написано эзоповым языком, для Рейли, однако прозрачным, как родниковая струя. О дезинформации не могло быть и речи, потому что отправитель – резидент английской разведки в прибалтийских государствах командор Эрнст Бойс был знаком Рейли по совместным делам давным–давно
{50}
.
Под «Калифорнией» подразумевался Советский Союз (в эмиграции его упорно называли просто Россией или Совдепией), супруги Красноштановы были Марией Захарченко–Шульц и Георгием Радкевичем, строки из Омара Хайяма – заранее условленным паролем их явки к Рейли, под заманчивым «предприятием» имелся в виду «Трест». «План», который так «катастрофически рухнул», – история с Савинковым.
На самом деле идея с приглашением Рейли была умело подброшена контролерам «Треста» Захарченко–Шульц и Радкевичу Якушевым по поручению Артузова. А Красношта–новы уже вроде от себя довели ее до сведения таллинского корреспондента Рейли, укрывшегося за инициалом Е. По тому же заданию они через резидента Кутепова в Финляндии, бывшего морского офицера Николая Бунакова, связались с финскими разведчиками – начальником 2–го отдела финской армии полковником Мальмбергом и начальником погранохраны Выборгского района капитаном Рузенштре–мом – для организации на границе «окна».
Спустя две–три недели Якушев и Захарченко–Шульц встретились в Финляндии с Бунаковым. После взаимного обмена текущей информацией Бунаков сообщил им, что Рейли «собирается в дорогу». И показал письмо, только что полученное им из Америки и подписанное одним из псевдонимов Рейли – Железным. Рейли подтверждал, что борьба с Советами остается для него делом жизни, и указал три направления этой борьбы: пропаганда, террор, диверсии.
Письмо Бунакову было реакцией на послание от Е.
«Окно» на советско–финской границе представляло дляя ОГПУ особую ценность. Расположенное едва ли не в районе дальних пригородов Ленинграда, близ Сестрорецка, оно позволяло эмиссарам «Треста» в случае надобности обернуться в оба конца за день и две ночи. Уже по одной этой причине Якушев старался поддерживать с Бунаковым хорошие отношения, тем более что тот пользовался особым расположением и великого князя Николая Николаевича, и Кутепова и был тесно связан с финской и английской разведками. Все эти обстоятельства, вместе взятые, уже делали Бунакова самостоятельным и ценным источником информации.
Завоевать расположение, более того, искреннюю благодарность Якушеву удалось почти случайно. Как–то, во время очередной встречи с ним, Бунаков попросил его передать привет своему брату Борису, живущему в Москве и работающему там шофером. Осененный неожиданной идеей, Александр Александрович несколько небрежно, словно речь шла о сущем пустяке, спросил:
– А почему бы вам самому не повидаться с ним? Если хотите, мы его доставим к вам сюда, в Хельсинки.
Недели через две «Трест» устроил–таки в финской столице встречу братьев Бунаковых…
В тайной войне, как и в обычной, действуют примерно сходные оперативно–тактические принципы: оценка обстановки, замысел, единство командования, захват инициативы с тем, чтобы навязать свою волю противнику, осуществление маневра во имя обеспечения внезапности и использования своих сил в наиболее выгодных условиях, массирование, а точнее, сосредоточение усилий в решающем месте и в решающий момент. Всё это учитывал Артузов и потому всегда начинал работу с оценки противника.
В своей жизни Артур Христианович имел дело преимущественно с людьми сильного склада. Таковыми были все его друзья, товарищи по службе – Пиляр, Стырне, Пузиц–кий, Демиденко, руководители ОГПУ. Но жизнь подбрасывала ему и сильных врагов: Савинков, Кутепов, та же Марияя Владиславовна… Большое дело, конечно, правильно определить сильные и слабые качества друга. Но в тысячу раз ответственнее – точно оценить врага. А между тем трезвой оценке часто мешают ненависть, неотмщенное зло, смутное представление о замыслах противника и его реальных возможностях.
Артузов думал о Рейли чаще всего глухими ночами, когда обычные дела оставались позади, никто никуда не требовал, никто не беспокоил. Рейли интересовал его и как личность, и как противник. Интересовало всё: внешность, характер, привычки, окружение. Хотелось, точнее, необходимо было уяснить: в чем его сила? Только ли в опыте и находчивости?
Все чаще Артузов возвращался к Рейли, пытаясь проследить его жизненный путь. Артур Христианович изучал «дело» страницу за страницей, возвращался к прочитанному, обдумывал и снова читал, делал пометки, понятные только ему. Чужой и пока далекий Рейли постепенно становился более осязаемым
{51}
.
Вот портрет Рейли, сделанный достаточно умной и опытной женщиной: «Я подняла глаза от чашки с кофе и встретила взгляд карих глаз, смотревших на меня с другого конца комнаты. В течение какого–то мгновения он смотрел прямо мне в глаза, и я почувствовала приятную дрожь. Этот человек был хорошо сложен и очень прилично одет. Лицо его было худощавое, довольно смуглое и выражало необычайную силу воли и решимость. Глаза были спокойные, добрые и немного грустные. И вместе с тем у этого человека было такое выражение лица, которое доказывало, что он очень часто смотрел прямо в глаза смерти».
На листке оценки противника Артузов набрасывает несколько выводов из прочитанных строк: «Искусный любовник, перед которым могут устоять лишь волевые женщины. Значит, Рейли, обладая определенной внешностью, симпатичной женщинам, может опираться на их поддержку, использовать жилища в качестве конспиративных квартир…», «Рейли около пятидесяти лет. Это зрелый возраст, тот возраст, который в полной мере определяет опыт, когда человек становится осторожным, стремится не делать ни одного опрометчивого шага». Артузов выводит на листочке цифру «50» и ставит рядом знак плюс.
