Под «весьма энергичным человеком», живущим в Таллине, Менжинский имел в виду полковника Энгельгардта, в прошлом офицера «свиты его величества». Об Энгельгардте Артузов кое–что уже знал, но пока не видел каких–либо к нему реальных подходов. И в самом деле – как подступиться к этому противнику? Нужен замысел. Замысел – это предощущение решения, его формулировка, идейное толкование сути операции, способа ее осуществления с учетом возможных конкретных обстоятельств. Выработка замысла – процесс трудный, но в то же время радостный. Нет большего удовлетворения, когда на основе удачного замысла возникает творческий контакт с оперативными работниками, предлагается интересная комбинация – путь к решению трудной задачи.
Продумав ряд недавних операций, направленных против белогвардейской эмигрантской контрреволюции, и всё, что было известно о деятельности полковника в последнее время, Артузов принял решение, как обезоружить и парализовать врага. Причем чекист, которому будет поручена операция, сделает это в открытую.
С этим замыслом и пришел Артузов к поправившемуся уже Менжинскому.
– Кажется, определился замысел операции против Эн–гельгардта.
– Слушаю вас, Артур Христианович. Сосредоточившись, Артузов лаконично изложил суть своего плана.
После некоторого раздумья Менжинский снял пенсне, неторопливо протер стекла замшей, надел снова.
– Вы рассчитываете помочь Энгельгардту впервые в жизни встать на твердую почву, – наконец сказал Вячеслав Рудольфович. – Что ж, сила наших идей велика. Ничего путного противопоставить им он не в состоянии. Если в полковнике сохранилась капелька ума и чести, он задумается, а задумавшись, придет к единственному выводу – о бессмысленности борьбы с нами.
Второй вариант замысла также стоит свеч. Если полковник не воспримет того, в чем мы попытаемся его убедить, надо создать такую обстановку, чтобы дискредитировать Энгельгардта перед руководством РОВС в Париже или непосредственным его начальником генералом фон Лампе в Берлине.
Читателю может показаться странным, что Артузов с его огромным опытом и непререкаемым авторитетом контрразведчика считал необходимым посвящать Менжинского даже в незначительные вроде бы детали разрабатываемых им операций.
Но Артур Христианович хорошо помнил слова Дзержинского, сказанные им по какому–то поводу на совещании узкого круга сотрудников в отсутствие Менжинского: «Должен вам сказать, товарищи, что за время своей работы в ВЧК– ОГПУ я не встречал более сильного оперативного работника, нежели Вячеслав Рудольфович. Он с первой сводки или заявления, поступившего к нему в руки, может сказать, есть ли тут действительно что–либо серьезное или нам не стоит заниматься этим делом».
Так что для Артузова даже легкий кивок в знак одобрения со стороны председателя ОГПУ дорогого стоил.
…Возвратившись от Менжинского, Артур Христианович серьезно задумался над его последней фразой. Кого послать в Эстонию?
За долгие годы работы Артузов встречался не с одним десятком чекистов – то были очень разные люди, разного социального происхождения, профессий, образовательного ценза, разных способностей и талантов. Теперь в распоряжении центрального аппарата оставались лишь самые опытные. Артузов, не жалея сил, оттачивал у подчиненных качества, необходимые для трудной борьбы. Кто–то однажды сравнил его труд с трудом восточного шлифовальщика лаковых миниатюр. Сперва тот обрабатывает поверхность изделия крупным камнем, затем угольной пылью и, наконец, золой рисовой соломки. Получается вещь на загляденье. Под артузовской «шлифовкой» имелись в виду, конечно, не достижение гладкости за счет стирания индивидуальных особенностей, выработка в сотруднике покладистости. Артузов и сам не принадлежал к числу покладистых (равно как и излишне и не по делу конфликтных), не любил таковых вообще, тем более – среди подчиненных. В равной степени не жаловал он и необоснованную строптивость. Его «обработка», наоборот, выявляла самые сильные стороны чекиста, обогащала его личность, оттачивала мастерство до степени высшего совершенства. После «шлифовки» Артузова оперативному работнику смело можно было поручать самые сложные задания, включающие и проявление личной инициативы, умение принимать ответственные решения во внезапно изменившейся (как правило, всегда к худшему) обстановке.
Артузов переворошил десятки личных дел, выслушал многие предложения. Круг кандидатов сузился. Наконец выбор Артура Христиановича был сделан. Правда, пока заочно. И вот наконец секретарь докладывает, что сотрудник, предварительно намеченный для командировки в Таллин, прибыл в Москву и находится в приемной. Дмитрий Георгиевич Федичкин.
Биография незаурядная. В свое время семья Федичкиных в поисках лучшей доли из подмосковной нищей деревни переселилась на Дальний Восток. Здесь молодой крестьянский парень прошел суровую школу революционной борьбы. Был комиссаром партизанской роты и артиллерийской батареи, разведчиком партийного подполья и партизанского штаба. Однажды ему поручили доставить партизанам через зону, занятую японскими войсками, десять тысяч рублей золотыми монетами царской чеканки. Трудное и опасное задание он выполнил блестяще.
В середине 20–х годов Федичкин – заместитель начальника особого отдела 9–й кавалерийской бригады, дислоцированной на дальневосточной границе. Для нашего военного командования в тех условиях крайне важно было провести топографическую съемку Малого Хинганского перевала в Маньчжурии, имевшего стратегическое значение. Под видом представителя Дальзолота Федичкин установил контакт с китайским банкиром и золотопромышленником и… заключил с ним договор на разведку золотоносных песков в районе Хингана. Он же возглавил «поисковую партию». В результате командование Красной армии получило данные о перевале через Малый Хинган, которые через много лет сыграли важную роль при разгроме японских войск на заключительном этапе Второй мировой войны.
В 1929 году, когда китайские милитаристы устраивали провокацию за провокацией на КВЖД
{68}
, Федичкин вновь был направлен в Маньчжурию. В роли «ревизора» железной дороги он добывает важную информацию о происках белой эмиграции, замыслах местных милитаристов и их японских хозяев. Федичкин создал на КВЖД сеть доверенных лиц, проник в белогвардейские организации и сколоченный японцами Русский фашистский союз. Через Федичкина чекисты знали о переброске в СССР японских и белогвардейских шпионов.
Об этой встрече с руководителем отдела Дмитрий Георгиевич позднее вспоминал:
«Как только я переступил порог, из–за стола навстречу мне поднялся плотный коренастый человек чуть выше среднего роста, с черными усиками, бородкой клинышком и с такой же черной густой шевелюрой. Приветливо улыбнувшись, он протянул мне руку:
– Давайте знакомиться, товарищ Федичкин. Кое–что я о вас знаю, но надеюсь узнать еще больше. Разговор у нас будет долгим, так что садитесь, пожалуйста. – Он сел за свой рабочий стол, подождал, пока я сяду напротив, и вдруг спросил: – Как вы себя чувствуете? Как отдохнули? Помог вам кумыс в Боровом?
