Процесс над так называемой Промпартией, которой на самом деле никогда не существовало, был ему столь же необходим, как судилище над «шахтинцами».
Промпартию представили как настоящую политическую партию, со своей идеологией, программой, целями. Потому на скамье подсудимых оказались не десятки, как по Шах–тинскому делу, а лишь восемь человек, своеобразный центральный комитет. Остальные (сотни, а если потребуется, то и тысячи) будут «добраны», то есть арестованы позднее, в зависимости от обстоятельств.
На сей раз Сталин предопределил не только приговор суда, но и задачи следствия. В секретном письме к Менжинскому он четко указал, что именно следовало предъявить арестованным, какие именно показания и кто должен дать и т. д. Это означало, что следователи должны были не столько допрашивать фигурантов, сколько получать от них подтверждение заранее сформулированных показаний.
Уже физически ослабленный и морально надломленный Менжинский беспрекословно принял указания генсека к исполнению.
Примерно тогда же ОГПУ раскрыло якобы контрреволюционную Трудовую крестьянскую партию. Был арестован ее «руководитель» – известный экономист Николай Дмитриевич Кондратьев. Отведенную ему роль председателя обусловила его «колоритная» биография: когда–то он был эсером (как почти все аграрии) и даже товарищем министра продовольствия во Временном правительстве. В настоящее время являлся профессором Московской сельскохозяйственной академии, директором Конъюнктурного института при Нар–комфине, несколько ранее начальником управления экономики и планирования Наркомзема. Под его руководством был разработан первый перспективный план развития сельского и лесного хозяйства страны на 1924—1928 годы. Арестовали и крупнейшего специалиста в области крестьянской экономики, в частности сельской кооперации, также профессора сельскохозяйственной академии Александра Васильевича Чаянова
{73}
. В тюрьму обоих профессоров привела именно их репутация. В эпоху «великого перелома» – сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса – хорошие специалисты в области кооперирования сельского хозяйства были для Сталина лишь помехой.
Генсек дал указание ОГПУ связать Трудовую крестьянскую партию с контрреволюционным Союзом инженерных организаций (Промпартией). Такого союза никогда на самом деле не существовало, правда, разговоры о желательности создания подобной организации велись, но не как политической партии, а вроде профсоюза. Только и всего. Ничего антисоветского в этом, разумеется, не было.
В программу Промпартии Сталин велел включить новый по сравнению с «шахтинцами» пункт. Если те ожидали интервенции и возвращения старых хозяев, а пока занимались потихоньку вредительством, то деятели Промпартии уже активно сотрудничали со спецслужбами капиталистических стран и интервенцию готовили активно. На это они якобы получали деньги, как от иностранных правительств, так и от эмигрантского Торгпрома.
Торгово–промышленный и финансовый союз (Торгпром) был образован в Париже в 1920 году по инициативе крупнейшего российского предпринимателя Н. X. Денисова. Вошли в него такие «денежные мешки» (в России их называли не миллионерами, а миллионщиками, что звучит гораздо выразительнее), как А. О. Гукасов, С. Г. Лианозов, Л. А. Манташев, Г. А. Нобель. Цель Торгпрома – содействие реставрации капитализма в России. Именно капитализма, поскольку никто из названных лиц монархистом не был. Деньги у Торгпрома на первых порах были, и солидные, в основном – старые вклады в надежных европейских банках.
Заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР по делу Промпартии открылось в Москве 7 декабря 1930 года под председательством Андрея Вышинского. Одним из государственных обвинителей был все тот же Николай Крыленко. Сегодня мало кому известно, что знаменитый некогда прапорщик Крыленко, ставший первым советским главковерхом, должен в равной степени с Вышинским считаться автором пресловутой теории «признание – царица улик». Сомнительный приоритет Вышинского зиждется на том, что в своей карьере он достиг чрезвычайных высот. Николай Крыленко, в ту пору нарком юстиции СССР, был расстрелян в 1938 году, после признания всех предъявленных ему обвинений. Вот так довелось ему «оценить» в полной степени практическое применение собственной теории.
Самой крупной фигурой на скамье подсудимых был директор Теплотехнического института профессор Леонид Рамзин, в свое время – член ленинской комиссии ГОЭЛРО, член Госплана СССР и Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ). Создатель нацистской системы тотальной пропаганды доктор Геббельс утвердил в качестве принципа своей деятельности тонкое наблюдение: чем чудовищнее ложь, тем быстрее, легче, а главное – охотнее в нее поверят массы. Сталин это понял раньше Геббельса. В таком вопросе мелочиться нельзя. Нужно ошеломить народ громкими именами, первыми лицами в сфере своей деятельности. Тогда массы ужаснутся и – поверят…
Отчасти именно поэтому в числе «врагов народа» оказались всенародно известные Маршал Советского Союза Василий Блюхер, первым получивший все тогдашние наши ордена: Ленина, Красного Знамени (целых четыре!) и Красной Звезды, академик Николай Вавилов, авиаконструктор Андрей Туполев, режиссер Всеволод Мейерхольд, журналист Михаил Кольцов, популярнейшие футболисты московского «Спартака» братья Старостины.
В среде технической интеллигенции такой фигурой был талантливейший Леонид Рамзин. Но о нем – несколько позже. А сейчас об Артузове.
Как уже известно читателю, в те времена в системе ОГПУ не существовало самостоятельного следственного отдела. Каждое дело вели сами оперативные работники либо, в зависимости от его важности, руководители подразделений и отделов. Включение в следственную бригаду по серьезному делу (особенно если ожидался публичный процесс) рассматривалось сотрудниками как своего рода поощрение и знак особого доверия со стороны начальства. Если фигурантов по делу набиралось много, к следствию привлекали сотрудников разных отделов.
Дела «шахтинцев» и Промпартии курировал сам Ягода, он же своими приказами назначал следователей, в основном сотрудников Экономического управления, почуявших приближение своего звездного часа. Тем самым эти сотрудники вместе с Ягодой разделяли ответственность и за ведение предварительного следствия, и хода процесса.
Возможно, именно для привязывания к себе достаточно своенравного Артузова, всегда имевшего собственное мнение по любому вопросу, Ягода приказал Артуру Христиановичу подключиться к следствию. При этом он проявлял видимость объективности: как–никак Артузов был квалифицированным инженером.
Подчиняясь приказу, Артузов в течение нескольких дней знакомился с оперативными материалами, принимал участие в допросах. За годы работы в Особом и Контрразведывательном отделах Артузов участвовал во множестве следственных действий, проводил и допросы, и очные ставки, предъявлял документальные и вещественные улики, сверял показания фигурантов. Он прекрасно улавливал фальшь в ответах подследственного, отличал оговор от правдивого признания, умел находить и отягчающие, и смягчающие обстоятельства, не боялся прекращать дело, если убеждался в невиновности арестованного.
